III. РЕЛИГИОЗНАЯ ПРАКТИКА

3. 1. Литургика.

3. 1. 1. «Внешнее» и «внутреннее».

Стремление «богородичников» к стиранию всех канонических форм церковной жизни не могло не коснуться и литургики. Идеологической предпосылкой для пренебрежительного отношения к богослужебной форме послужило учения о сердце как «духовном центре человека». Развивая это учение, Береславский смещает все акценты с «внешнего» на «внутреннее»: «Ныне упраздняются храмы внешние и печати прежних храмов переносятся в сердца, ибо близится век, когда сокровенные тайны станут явью пространственной, а нынешнее видимое временно-пространственное переживание мира исчезнет <…> Да причаститесь в Духе и растворитесь в Божественной Полноте, так что не различите внешнего и внутреннего и не найдете, где кончается сердце и начинается мир, ибо все сольется в одно целое, славящее Бога!». «Се Церковь невидимая, Церковь сердца, – именно о ней было сказано, что не одолима адскими вратами. И не было никогда иной Церкви, кроме внутренней! <…> Не есть ли внешний храм проекция внутреннего? <…> Я говорю только о внутреннем, пекусь о храмах сердца». В духе этого подхода сама ценность литургического действа становится весьма сомнительной. «Литургии» как «общему делу» противопоставляется индивидуализм «частной» виртуальной реальности: «Все таинства церковные имеют тайнодейственное выражение в храме внутреннего человека, в сокровище пути. И брак и евхаристия, и исповеди, и освящение, и рукоположение, и крещение. Ибо не есть ли чаяние о Духе огненном – крещение кровью? Не есть ли близость Сына Божия – Евхаристия внутренняя? И сердце, распятое Иисусу – исповедь непрерывная, а обретший дарование Духа – священник храма внутреннего, рукоположенный во иереи во Святом Граде? Не составляет ли духовный Брак цели подвижничества? Домостроительство – утешительную миссию Церкви, а поставление печатей Духа на чело не есть ли тайное соборование?». Однако, все выше сказанное вовсе не означает отсутствие в БЦ коллективного «богослужения». Напротив, «богослужения» секты не просто существуют, но и представляют собой красочное шоу со сложной драматургией и сценографией. Сама лжебогородица говорит о них устами своего «пророка»: «Открылись двери Моих храмов: новые службы – величественное зрелище». И это действительно зрелище, фарс, а не молитва. Таким образом, в отношении литургики, как впрочем, и по всем остальным вопросам, БЦ занимает двойственную позицию. С одной стороны Береславский выступает как борец с «застывшими» формами, призывающий пренебречь внешним и обратиться вглубь собственного сердца, с другой – на месте разрушенных богослужебных форм он старательно возводит причудливое здание новой «богородичной» обрядноси: «установятся новые таинства». Береславский прекрасно понимает, что коллективное богослужение с одной стороны обладает мощным консолидирующим действием, с другой – предоставляет прекрасную возможность для контроля и манипуляций над сознанием паствы. «Путь без культа – сектантство»! И вот уже, наряду с призывом упразднить «внешний храм» звучит нечто противоположное: «Внешнее не должно игнорировать: подобает быть ритуалу, символу, обряду и закону». Более того, привнесение в церковный устав каких-либо новшеств объявляется «еретизмом номер один!». Даже в будущем, когда «внешнее» станет неотличимым от «внутреннего», «устав в церкви сохранится – как список с небесных иерархий: порядок нельзя игнорировать и определенные правила, духовный ритм молитвы, диктуемый свыше для всего мира <...>. Но устав не будет целью – останется лишь средством, без которого нет твердого стержня (начнутся разногласия, расслабленность, отмирскость)». «Сохранятся все таинства от Нового Завета». Тактика двойных стандартов дает Береславскому широкие возможности для литургического творчества. С момента основания секты чинопоследования «богородичных» «таинств» постоянно меняются. Каждое новое изменение должно быть согласовано со «священством» БЦ, однако Береславский имеет право и на экспромт, т. к. сама «Пречистая» служит «в теле пророка». Частые изменения в чинопоследованиях «богородичных» таинств не дают нам возможности подробно остановиться на описании обрядов БЦ (исключение составит только литургия). Однако, учитывая общий ход развития «богослужения» БЦ, мы можем выделить 3 основных этапа (если не учитывать самый ранний этап с середины 80-х, когда «богородичники» действовали от имени ИПЦ и совершали службы по православному чину): 1) условно назовем его «параклитский» (с конца 80-х по 1992-1993гг.) – это период особенно бурной обрядовой «самодеятельности», когда «богослужебные» тексты и «священнодействия» сочинялись Береславским прямо на ходу и не имели четкой структуры. На службах, например, исполнялись патриотические песни типа «Боже, Царя храни…» или «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…» и т. п. Кстати, поначалу вход на «богородичные» службы совершался по билетам; 2) католический период (1993-1996гг.) – обрядовая сторона «богослужения» строится по католическому образцу. Появляется чтение «Розария» и т. н. «пластическая молитва» – система особых «молитвенных» жестов и поз, своеобразная пантомима; 3) современный период (с 1997г.) – частичный возврат к православной символике и текстам. Впрочем, «православные» формы «богослужения» могли сосуществовать параллельно с иными.

3. 1. 2. Евхаристия.

Литургия для «богородичников» – это приобщение к некоему мистическому действу, постоянно совершаемому где-то на небесах: «Литургия служится не на земле, и не на небесах, а в неких промежуточных неких воздухах». «Она совершается в Царствии Божием». Есть и более конкретные указания: «Где происходит Литургия? – В Ее <Марии> Лоне» или в «Непорочном Сердце». Само евхаристические вещество оказывается результатом страдания Христа в настоящем. Причем причастие воспринимается Береславским как своего рода мистическое «переливание крови» от Христа к верующим: «Кровь Христову приняли во внутренняя, и растеклась по жилам вашим». «Кровь Пречистая Иисусова течет в жилах преданных Ему». «Переживать горячую Кровь, любящего Агнца, растворяющуюся в твоей… Неслыханная высота». Если мы вспомним о том, что для «богородичников» кровь субстанционально тесно (вплоть до полного отождествления) связана с душой и о том, что цель «мариансткой» сотериологии – это замена (именно замена, а не преображение) «ветхой» души на «новую», то станет очевидным значение, придаваемое Евхаристии. Однако ценность евхаристическому веществу придает не только «Кровь Христа», но также и «Слезы Богородицы»: «Евхаристическая Кровь Спасителя, растворенная Слезами Божией Матери, преподносится в основание цивилизации святых для соединения верных», причем субстанциональная основа этих таинственных «приголгофских Слез» остается неясной, т. к. «мир прейдет, а Слезы Ее останутся». По некоторым текстам можно судить о том, что «Слезы» Богородицы признаются даже важнее, самой Крови Христовой, а, следовательно, важнее и роль отводимая Деве Марии в деле нашего искупления и освящения: Мария – «Первосвященница, литургисующая во вверенном Ей пространстве», «приносит в Жертву Агнца Небесному Отцу». Вообще «богородичное» учение об участии Богоматери в таинстве Евхаристии и в частности ее «Слезах» слишком запутано. Вряд ли сам Береславский сможет пояснить следующее изречение: «Мария несет сегодня <…> Свое Материнское Евхаристическое жертвенное Сердце, единоприродное крови и Плоти Христа (сорастворенным Ее слезами и с Ее плотью и кровью перемешанным, ибо Плоть и Кровь Господа принадлежали Ей, Она дала Ему их)». Но, как известно, одними «слезами горю не поможешь» и Береславский продолжает свои алхимические изыскания. Так на XXI Богородичном Соборе (24 ноября 2001г.) он заявил, что в евхаристическое вино было добавлено миро от тверских мироточащих крестов. Трагикомизм этого заявления усиливается еще и тем, что вскоре Береславский поссорился с «монахиней» Софией, хранящей у себя те самые кресты, и объявил тверское «мироточение» дьявольской прелестью. Таким образом, выходит, что на «Литургиях Открытого Неба» верующим предлагается «божественная» субстанция вперемешку с «дьявольской»! С одной стороны идея «усиления» Евхаристии некими дополнительными средствами (слезы, миро и т. п.) весьма красноречиво свидетельствует о том, что Береславский ощущает недостаточность силы этого таинства. С другой стороны Береславский готов почитать за Святое Причастие, например, чтение «марианских» лжепророчеств или даже любое вкушение пищи: «В страхе Божием вкушаем пищу, полагая, что сие есть святые Плоть и Кровь Господни. Молитву перед вкушением рассматриваем как литургическую проскомидию, момент предуготовления Даров». Подобная позиция «пророка» вполне сочетается с его призывами отказаться от внешних форм, что на практике приводит к стиранию границ между сакральным и профанным. Приведем здесь несколько примеров литургического творчества БЦ. Вот выдержка из «литургии» раннего периода (1991г.), названной «Литургия “У Креста”». Текст сопровождается авторскими ремарками: «Слезы, лейтесь, ибо распят Христос. Слезы, слезы, лейтесь, ибо распят Христос. Истощись, плоть моя, Сын Божий на Кресте. Обливайтесь слезами, ангелы; плачьте и вы, деревья, плачьте все цветы, растения, животные, вся тварь земная и небесная. И вы, демоны, прекратите недостойные дела свои, возрыдайте у Распятия Господня. <…> Господи, позволь мне коснуться святых Стопочек Твоих. Господи, позволь мне коснуться Твоего Креста. Господи, позволь и мне пребыть с Тобой. Господи, позволь мне разделить скорбь Твою. <…> Боже, какими слезами омыть Тебя? Боже, как приблизиться к Тебе? Боже, всяк от одного прикосновения к Древу Креста воскреснет и восхитится в рай. Боже вся вселенная, коснувшись одной слезиночки Твоей, перемешанной с Кровью и сукровицей, воскреснет к вечной жизни. <…> Священник, стоя с чашей: Примите Плоть Мою и Кровь с самого Креста. Низко склонив главу и как бы припав к земле, с чашею в руках: Примите Кровь Мою и Плоть с самого Креста. Слезы, слезы пролейтесь в чашу (снимает покровец). Слезы, слезы, пролейтесь в чашу. Вся вселенная оплакивает Христа. Дождь слез… (2 раза) Ангелы рыдают – слезы их капают в чашу. Жены-мироносицы рыдают о Христе. С сосудом сим пройдусь по всей вселенной и соберу слезы горькие. Пройду и соберу слезы в сосуд Святых Даров (чаша покрывается). Чаша трепетно берется двумя руками: Боже, Ты здесь; здесь святые Плоть и Кровь Твои. <…> Дождь слез падает в чашу. Господи, помилуй. (2 раза) Ладонь покрывает чашу: Теплота, дышит в чашу: дыхание Святого Духа. Ангелы святые, оплачьте Бога своего. <…> Священник открывает чашу, нежно и скорбно прижимая ее к сердцу двумя руками: Ангелы оплакивают Чашу, Господи… От лица Божией Матери, сокрушаясь и покачиваясь, как бы убаюкивая плачущего младенца : Господи, помилуй; Господи, помилуй… Прижму Тебя к сердцу. Упокой меня, Христе, во Царствии Твоем, упокой меня… ныне и присно в вечном блаженстве праведных. <…> Отверзлись тверди. Ад скорбит. Прекратились муки грешников. Вся вселенная перед Крестом Господним. Ныне утверждается завет Славы со истощенными во Имя Его. Склоним главы и примем мысленную смерть, да умертвим уды свои, да пригвоздим их ко Кресту Иисуса Распятого, дабы обрести новую плоть, имя, дыхание, лик <синонимы понятий «душа», «личность» -И.К.> и жизнь вечную во Иисусе во Царствии Небесном <…> Ныне час великой скорби. Прободилось сердце мое скорбью о Тебе, Христе! Чаша открывается, вливаются слезы Божией Матери: Матерь Божия, омой нас слезами Своими у источника святых вод. Господи, помилуй (3 раза) Священник одевает омофор на главу: Восскорби, сердце! Держа чашу у уст своих: Восскорби, сердце! Ангельская песнь над Скинией Завета. В платье подвенечном препровождается Невеста к Жениху. Платочек со слезами Божией Матери, оплакивавшей Господа, – покровец чаши сей. Частичка омофорная, полная слез и Крови Спасителя и Богородицы Девы Марии, да облечет нас в час предстояния Кресту. <…> Во время причастия говорит священник: Платочком слез Матери Божией благословись и Омофором Пречистой Девы облекись в одежды скорби и траура. Укрепляйся и причастись Плоти и Крови Господней и слезами Божией Матери». В этом слезливо-истеричном тексте, более походящем на «религиозный бред» экзальтированного человека, еще невозможно выявить каких-либо намеков на православную Литургию. В нем отсутствуют все ключевые моменты, характерные для этого таинства: Проскомидия, Литургия оглашенных с чтением Евангелия, Евхаристический канон и пр. В приведенном «богородичном» чинопоследовании не обозначен даже сам момент преложения Даров. Чтобы оправдать столь смелое нваторство Береславскому в очередной раз приходится прибегать к мифотворчеству: «Литургии, которые мы служим, впервые были открыты на Соловках 150 архиереям и служимы ими совместно с ангелами». Для сравнения рассмотрим чинопоследование Литургии по изданию 1998г. Здесь мы можем наблюдать кардинальное изменение ситуации. Порядок «богородичной» службы имеет существенное сходство с православным чином: входные молитвы, Проскомидия, мирная ектенья, антифоны, Заповеди Блаженства, вход с Евангелием, трисвятое, чтение Апостола и Евангелия, ектеньи о живых и усопших, «Херувимская», Епиклеза, «О Тебе радуется …» (из Литургии свт. Василия Великого), «Отче наш…», причащение «духовенства» и мирян, при этом «священник» читает тайные молитвы похожие на соответствующие молитвы из Литургии свт. Иоанна Златоуста. Однако, несмотря на это сходство между православной и «богородичной» Литургиями, сектантский вариант имеет ряд существенных особенностей. Во-первых, церковно-славянский текст за редким исключением (напр., «Херувимская») заменен на русский, причем очень неудачно (напр., вместо «И духови твоему» – «И тебе, наш дорогой отец»; вместо «Благослови, владыко, обоя» – «Благослови, Владыка, вместе» и т. п.). Береславский считает: «Богослужению следует идти на понятном русском языке». Во-вторых, очень много «отсебятины». Например, на Мирной ектенье прошение: «О схождении святых из Царства и о великой победе Господа над полчищами Люцифера Господу помолимся» или целый блок молитвословий, вставленный после антифонов и посвященных прославлению Марии (напр., в качестве «Генералиссимуса Марии» (?!) и пр.), или многочисленные прибавления к Заповедям Блаженства («Блаженны обретшие радость в скорбях», «Блаженны видящие то, что видите вы, и слышащие то, что слышите вы» и т. п.). В-третьих, внесены существенные изменения в композицию службы. Перед «Блаженствами» зачем-то вставлен фрагмент из хвалитных псалмов на утрени, а перед малым входом – прошения из великого повечерья. Но самое удивительное заключается в том, что Евхаристический канон совмещен с Херувимской! Во время великого входа вместо обычного помина «священник» произносит: «Святая святых. Вонмем! Вот Агнец Божий, берущий на себя грех мира». Потом после прочтения тайной молитвы: «Примите и вкусите. Это Тело Мое, за вас предаваемое» и далее, вознося потир: «Пейте из нее все. Это Кровь Моя нового завета…», «Твоя от Твоих…», после чего хор поет «Всякое ныне житейское отложим попечение» и «духовенство» удаляется в «алтарь», где и завершается Евхаристический канон. В данном случае мы можем наблюдать любопытную попытку совмещения католической и православной традиции. Дело в том, что согласно католической точке зрения «пресуществление» Святых Даров происходит в момент произнесения слов Христа «Примите, ядите…», а по учению Православной Церкви Дары прелагаются после призвания Святого Духа и слов священника «Преложив Духом Твоим Святым». В «богородичном» чинопоследовании перед упомянутыми словами Спасителя написано «Пресуществление» (заметим, что предпочтение отдано именно католическому термину), а перед благословением хлеба и вина стоит заглавие «Пресуществление II». Таким образом, Евхаристический канон приобретает как бы два самостоятельных смысловых центра: «католический» и «православный». Возможно, именно внутренняя борьба двух традиций определила столь оригинальный композиционный прием. К сожалению, мы не имеем возможности детально проследить произошедшие за минувшие годы изменения обрядовой стороны «богородичной» литургии. Ограничимся лишь общими замечаниями. Налицо явное движение от аморфной, «харизматической» молитвы к четко структуированной (хотя в то же самое время весьма гибкой) литургической модели, построенной по подобию православной Литургии. Однако, не смотря на явное стремление к «оправославливанию» «богослужения», в нем сохраняется весьма значительный «богородичный» элемент. При этом эмоциональный накал, который сопровождает службу, придает ей ярко выраженный игровой характер. Наиболее показательны в этом отношении многочасовые службы-спектакли, происходящие на «Богородичных Соборах». «Соборы», как правило, проходят во дворцах спорта (напр., «Динамо») или дворцах культуры («Измайлово» и др.). В фае развешивают стенгазеты с материалами «Собора», устраивают продажу литературы. Здесь же можно помолиться перед статуями и иконами, поставить свечку, поисповедоваться или просто поговорить с «отцами» БЦ. В самом зале по стенам развешивают иконы, композиции на религиозные темы (обычно аппликация на ткани) и транспаранты с «богородичной» символикой. Надо сказать, геральдика – особый пунктик Береславского, она необычайно развита и постоянно обновляется. Основные символы БЦ: голубь, омофор, корона, скипетр, жезл на фоне восьмиконечной звезды («Неопалимой купины»). Не менее популярны витиеватые монограммы. Самые большие транспоранты висят над сценой и по бокам от нее. На самой сцене находится некое подобие иконостаса с царскими вратами, большое распятие, семисвешник и аналой с микрофонами. Здесь же расположен смешанный хор и синтезатор. На «Соборе» литургическое действо может длиться несколько часов к ряду. Служба начинается с «разогрева» публику. «Отцы» во главе с «архиепископом» на протяжении 10 минут выкрикивают короткие хвалебные лозунги, оканчивающиеся всеобщим выкриком «Аллилуйя!» или «Слава, слава, слава»! Через время начинаются прыжки на месте и размахивания руками под ритмичную и заводную музыку. При этом скандируется своеобразная «мантра» БЦ – «Век святых – сила праведных»! (около 2 минут). Особый эмоциональный подъем вызывает марширование по сцене «отцов» (человек 20-30) с хоругвями, предносными крестами и «мистическими» атрибутами (корна, скипетр, омофор и пр.). Движение совершается в различных направлениях. Под звуки бравурной музыки две шеренги расходятся по краям сцены и сходятся к центру, меняясь местами. При этом третья шеренга «отцов» с главными «святынями» в руках двигаются от иконостаса к краю сцены и обратно. Под музыку выкрикиваются короткие стишки типа «Вселенная света! Мария – победа! Державной Владычице Слава!». Когда помещение позволяет (напр., д/с «Динамо»), шествие проходит по периметру зала. Пожалуй, наиболее забавным элементом службы является момент, когда «отцы» под предводительством «пророка» выстраиваются парами (или друг с другом, или с девушками) и пускаются в пляс по сцене. Высокий эмоциональный заряд несут проповеди и «откровения» Береславского, постоянно прерывающие действо. Динамичные эпизоды чередуются с расслабляющими, медитативными (порой, молитва так и называется «медитацией»). Например, совершается продолжительное шествие по залу с пением стихов из акафиста Страстям Господним. Во время движения этой траурной процессии в зале гасится свет, в руках «священников» горят свечи. С теми же убаюкивающими интонациями произносятся ектеньи. Периодически зал начинает раскачиваться и петь стихи типа «Пресвятая Богородице, спаси нас. Матерь Божия, спаси и сохрани и пр.» или просто повторяя до полного самозабвения имя «Мария». В БЦ существует и особый тип литургии – заупокойный: «Особая заупокойная литургия, которая представляет собой обычные богослужения, но причастие возвращается усопшим и акцент делается на молитву об усопших. <…> Ангелы благословляют загробные службы и церковные циклы». Вот как комментирует происходящее на «богородичных» литургиях Юрий Полещук, психиатр, профессионально занимающийся проблемой тоталитарных сект: «В секте “Богородичный центр” люди хлопают под музыку, поворачиваются под видом ритуальных действий и впадают в транс. <…> Человек, попадая в толпу, подчиняется общим переживаниям: как все, начинает хлопать и топать. А эти прихлопы и притопы легко формируют гипнотическое состояние. У музыки, которая здесь звучит, определенный ритм, громкость, интонация, она тоже создает подходящий фон для гипноза. Оратор говорит громко, быстро, постоянно повторяет ключевую фразу, его задача – не дать жертве одуматься». Приведем здесь и слова преподобного Макария Великого: «Вот истинное основание молитвы: быть внимательным к своим помыслам и отдаваться молитве в великом спокойствии, великом умиротворении, не смущая других <…> Для молитвы не надобно ни жестов, ни возгласов». Традиционная ссылка в качестве библейского обоснования религиозных танцев на пляску царя Давида (2Цар.6,14-21) не совсем удачна. То, что было прилично для ветхозаветной религиозности, неприемлемо в Новом Завете. Да и сам пророк Давид говорил: «Служите Господу со страхом и радуйтесь [перед Ним] с трепетом» (Пс.2,11).

3. 1. 3. Крещенье.

Креститься можно и в «сердечном храме»: «Перекрестил <человека> и окрестил», «слезинку пролил – крестился». Однако при этом понимание таинства не упрощается, а наоборот усложняется. И происходит это за счет того, что идеологи БЦ говорят уже не о «едином крещении во оставление грехов», а о пяти (!) разновидностях крещения. Согласно «богородичному» учению, «прежде земного крещенья, душа окрещается на Небесах». Если первое крещение прошло успешно, за ним следует второе, земное, в котором, правда, лишь «очищается и предохраняется от болезней тело, но душа остается открытой стрелам лукавым». Оно предвосхищает третье и четвертое крещение – соответственно крещение Духом, состоящее в «принятии веры и покаянии» и «огненно-кровавое крещение» – высший тип крещения, предназначенный для избранных – влечет за собой «свидетельство, кризис, болезнь, буйство веры, и, наконец, жертву живота»!!! Последнее (пятое) «Небесное крещенье» совершается после «малых мытарств». Оно определяет загробную участь души. «Душа не окрещенная на небесах следует в адскую сферу». Иногда эта сложная пятиступенчатая модель упрощается до трех крещений: до рождения, на земле и после смерти, т. к. три земных крещения «водой, духом и огнем» составляют одно. Даже такая простая вещь как вода, используемая в таинстве крещения в «марианском» мировоззрении выступает в качестве сложной и мистической субстанции: «Есть воды вышние, что над небесами, есть воды нижние, что под небесами (Быт.1). <…> Земные воды – материальное проявление нижних. <…> Среда, приемлющая Святого Духа – вышние воды. Без приобщения к высшим водам невозможно исполниться Святым Духом. Вышние воды – непорочная среда, открытая на земле Непорочной Девой Марией. Поэтому Ее таинственное присутствие при крещении всегда необходимо». Более того, необходимо Ее непосредственное участие, т. к. «духовное крещение» происходит в «Белой Купели» – еще одно наименование «богородичного» «Сердца-Лона»: «Пречистая Дева Мария окрещает притекающие к ней души в Белой Надмирной Купели (образ, открытый в пророческом откровении о. Иоанну), одевает в ризы ангельские, облекая во Христа». «Вхождение во Вселенскую Церковь Иисуса Христа, в Мистическое Тело Господне <…> подается надмирным Таинством усыновления и Нового Второго Духовного Рождения от Пресвятой Девы Марии через вхождение в Ее Непорочное Лоно». Подобно тому, как для архаичного религиозного сознания общность лона рождения (матери-Земли или праматери) служило символом единства общины, так для членов БЦ символом их единства служит общее рождение в «богородичном» «Лоне-Купели»: «У нас общая Мать – Богородица. Так и все мы в Ней крещены и соединены в одно. Чем больше Ее любви, тем мы сплоченнее духовно».

3. 1. 4. Миропомазание и Соборование.

«Богородичное» отношение к таинству миропомазания понять довольно трудно. Вот одна из интерпретаций символики данного таинства: «Богоматерь <…> совершает таинство Голгофского миропомазания. Оно совсем иное, чем традиционное, церковное, предполагающее освящение и исцеление от болезней». Действительно, его символика связана скорее со смертью, чем с исцелением и жизнью: «Царица совершает с нами то, что было совершено со Господом <…> Она помазывает нас теми благовонными маслами, которыми был умащен Господь, снятый со Креста. После таинства прободения сердца должна наступить наша смерть у Креста, которой нельзя бояться, ибо сия есть смерть ветхого человека, прелестника, смердящего трупа. Помазание – ступень к сопогребению с Ней». Мы уже упоминали в связи с разговором о Евхаристии про мироточение, происходящее в Твери у «богородичной» монахини Софии. Добавим здесь лишь то, что возможно Береславский видит в мире (кстати, он почему-то не склоняет это слово и иногда добавляет лишнюю «р» – «мирро») некую божественную субстанцию: «Сие миро источает Сердце Божией Матери <…> Небо мироточит». Ничего определенного нельзя сказать и о Соборовании. Мы не случайно объединили разговор о Миропомазании и Соборовании в одной главе. Дело в том, что в «марианских» текстах эти понятия порой накладываются друг на друга. В частности так происходит в только что процитированном нами тексте: «Помазание миром и елеем Голгофских слез и Голгофского Сердца – знак преображения». Здесь же необходимо обратить свое внимание еще на одну очень важную деталь. И Евхаристия, и воды Крещения, и Миропомазание, и Соборование субстанционально связаны с загадочными «премирными» «Слезами Богоматери». Именно в них эти «таинства» обретают свою силу. Кроме упомянутого значения, слово «соборование» употребляется в качестве обозначения одного из этапов на пути спасения. На этом этапе, обозначенном как «церковное соборование», Мария «собирает <…> учеников Христовых по всему лицу земли. <…> Совершается воцерковление, очищение, дается следование заповедям (универсальным духовным законам)».

3. 1. 5. Священство.

Для таинства священства, как и для всех остальных таинств, у «пророка» имеется «сердечное» толкование: «Всяк во Христе праведный – священник». Но все же Береславскому приходится коснуться и «внешней» стороны этого таинства (не даром же он затевал авантюры со своими хиротониями), правда делает он это без особой оригинальности. «Мы полагаем, – заявляет «архиепископ», – что внешние “регалии” не существенны, основное – преемство в духе». И здесь Береславский приводит горячо любимую всеми самосвятами и раскольниками цитату из Евангелия от Иоанна «Дух дышит, где хочет» (Ин.3,8). А далее идет пространное рассуждение о том, что, дескать, еще в конце I-го века возникло особое «духовное» преемство, не восходящее ни к одному из двенадцати апостолов. «Апостольским преемством надобно почитать тайное избранничество Божие <…> Это избрание всегда личное, с тайными полномочиями от Христа каждому избраннику. <…> Вот почему называть епископа преемником апостольского служения, мягко говоря, недоразумение». «Настоящее» преемство, по мнению Береславского, идет от Девы Марии: «От Нее апостольское преемство по чину Ааронову». Сегодня «Богоматерь воздвигает священников Своего духа, новых пастырей». Их иерархическая степень напрямую зависит от высоты преподанных им духовных дарований: «Имеющий харизматический дар Духа есть истинный священник; епископ суть имеющий печать нерукотворенного зпечатления Христа в сердце своем (вторая степень Духостяжания) и патриарх – цевница полноты даров». Несмотря на обтекаемость приведенного определения, в БЦ существует своя иерархия: епископ, священник, диакон. Однако, на практике возникает ряд вопросов. Например, на каком основании «епископ» Александр Долаберидзе за вступление во второй брак (со старшей дочерью Береславского, Татьяной) не был лишен «сана», а всего лишь разжалован из «епископа» в «священники» (кстати, есть сведения о том, что в настоящее время ему возвращено «епископское достоинство»)? Размытость иерархических степеней, возможность перехода одной степени в другую и обратно отражается и в том, что к любому представителю «богородичного» «духовенства», включая самого «архиепископа» принято обращаться «отец».

3. 1. 6. Брак.

«До семьи ли, до брака, до земных ли дел»? – задает «пророк» риторический вопрос в одном из своих ранних произведений, и сам же отвечает: «Не вступайте в брак». В большинстве творениях, принадлежащих к начальному периоду БЦ красной нитью проходит идея о скверности брака и семьи: «Ветхая семья – храм сатанин с его поганым алтарем на чреве женщины-жрицы». Ненависть к браку напрямую связано с отношением к женщине как нечистому существу. Непреложным идеалом святости для БЦ в те годы было монашество: «Христианство возможно только монашеское». Те же, кто состоял в браке, должны были руководствоваться следующими словами: «Се Аз Мария повелеваю: покидайте дома свои, странствуйте и переселяйтесь». Так по «благословению» Береславского разрушилось множество семей. Вероятно, для «пророка» потеряли свою актуальность слова апостола Павла: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим.5,8). Однако, как уже говорилось, после заведения уголовного дела против руководства БЦ политика секты в отношении брака изменилась, что сразу же было подтверждено соответствующим «пророчеством»: «Если говорю оставить <…> мужа или жену – следуйте! Сегодня скажу “оставь”, завтра – верну». Разрушив множество семей в первые годы своего существования, БЦ начал поощрять внутриобщинные браки. С этих пор ненависть к семье трансформировалась в ненависть к «сексуальности», которая даже в законном браке считается «блудом». «Сексуальность должна быть удалена из взаимоотношений между супругами. Они должны стать чистыми». И вот современное «богородичное» учение о браке: «Царица Небесная благословила два рода браков – мирской церковный и духовный церковный <-д.И.>. <…> Вступающие в мирской брак должны дать обеты взаимной верности и церковные обеты. Вступающие в духовный брак должны дать особые обеты целомудрия и церковности. <…> Духовный брак будет на грани монашества, вместе с тем будет предполагать рождение и воспитание детей. Мирской брак предполагает ее достаточно светские отношения. В духовном браке Она <Царица Небесная> обещает через обет целомудрия почти полное очищение от блуда <т. е., вероятно, сексуальности как таковой -д.И.> и похоти. Тогда как в мирском браке этого не произойдет». При этом монашество превращается из «нормы жизни» в некий трудно достижимы идеал и называется особой формой брака: «Брак со Господом для призванных девственников». Вместе с тем понятие брака расширяется: «Первый брак, к которому призывается душа: соединение с Богом, богосупружество. <…> – соединение с Творцом через Божию Матерь, предстоящую Троице. Второй брак – соединение не только с человеческими душами, но и со всем творением. И только третий брак – личный: брак мужчины и женщины». Со временем оппозиция «брак – монашество» стала менее острой, а в скором будущем, по прогнозам «пророка», возможно абсолютное слияния этих явлений. «Женатые станут как неженатые, а монахи (посвященные) обретут семью какой не знали в ветхой жизни». «Отличительная черта брака будущего: монахи изумительно легко будут жить в одной обители с семейными. Более того, они будут желать этого, поскольку монашество будет тяготеть к семейственности духовной, а семейственность к монашеству». И надо сказать, что эти «пророчества» начинают сбываться. Есть сведения о том, что одно время в БЦ практиковались т. н. «параклитские» браки, когда будущих супругов сперва постигали в монахи, а потом венчали, однако большинство этих экспериментальных браков вскоре разрушилось. Заслуживает внимания тот факт, что, помимо монашеских «обителей», в БЦ существует и «семейная», в которой живут, молятся и трудятся на благо секты семейные пары. В заключение разговора, посвященного вопросам брака в БЦ, заметим, что в настоящее время ряд видных представителей «богородичного» монашества, включая самого «архиепископа», проживают со своими семьями.

3. 1. 7. Исповедь.

О «богородичном» понимании покаяния (собственно и составляющего предмет исповеди), будет подробно говориться в главе «3. 3. 2. Покаяние». Сейчас же, несколько забегая вперед скажем главное: «Даю вам образ покаяния: это – шок <-д.И.>», а «условие прощения грехов – глубокое покаяние <т. е. глубокий шок -д.И.> и сознание себя расслабленным и больным. Такова исповедь перед Богом». При этом вновь возникает соблазн «сердечной» исповеди без участия Церкви, но Береславский решительно пресекает подобные поползновения: «Прощение грехов совершилось по вере! Тогда, может быть, не нужна исповедь священника и накладывание епитрахили? Нет, она необходима. Она – покров Царицы. Но до начала XVII века исповедь принимали не священники, а старцы . Необходима старческая благодать». Как можно догадаться, исповедь «под православной епитрахилью» Береславского не устраивает, носителем старческой благодати он считает себя и «отцов» БЦ, ведь только они знают, как помочь кающемуся «втесниться» в «Непорочное Сердце-Лоно»: «Исповедь у отцов Церкви происходит в Моем Непорочном Сердце». «Исповедуем свою вину перед Христом и Богородицей Девой Марией и чаем в таинстве искупительной вины обрести прощение грехов помещением во врачующее и целительное Лоно Пречистой Девы. В нем же да совершится наше новое духовное рождение во Христе». При этом «таинстве» одновременно происходит «духовное рождение», как исповедуемого, так и исповедующего: «Божия Матерь <…> хочет обратить внимание на совершенно новый образ исповеди. Первая его черта: взаимная исповедь священника и исповедника. Не будет дистанции, отчужденности. Прольются слезы умиления и всепрощения, и пойдет ток любви от сердца к сердцу». Однако, эта замечательная процедура имеет воздействие только на верных идеалам секты прихожан, колеблющиеся относятся к разряду «трудных»: «В отношении трудных прихожан надо руководствоваться тремя мерилами: насколько они принимают Ее <Марии> учение, подающееся на Московском Престоле Откровения; любят Церковь <т. е. БЦ>; любят Ее». Помимо частной исповеди в БЦ существует и общая, состоящая в перечислении грехов и своего рода чина прощения (например, на XXI-м Соборе после подобного чина Береславский эффектно сжег скомканные листки, символизирующие собой грехи, совершенные «богородичниками»). Итак, в «богородичном» учении о таинствах можно выделить три основных аспекта: 1) объективный – все «таинства» совершаются в «Сердце-Лоне Божией Матери» и, если они связаны с каким-либо веществом (вода, елей, вино), то получают освящение через «премирные слезы Марии»; 2) субъективный – они имеют отражение в сердце верующего; 3) обрядовый («внешний») – наименее значимый в «марианской» иерархии ценностей аспект, в силу чего чинопоследования «таинств» постоянно изменяются. Кроме того, каждый из чинов в свою очередь имеет полный и сокращенный вариант. Еще одной характерной чертой «богородичного» учения о таинствах является то, что оно дается на фоне резкой критики в адрес православных таинств. Так, например, литургия «мертвого Бога <…> ныне подающего Кровь и Плоть Свою через их <христианские> алтари и ряд магических манипуляций, способна лишь вызвать ненависть к Живому Богу». «Крещение в фарисейской церкви не имеет силы», оно «выродилось в формальный обряд и ничего не значит в ином мире – мире правды». Православное таинство Священства называется «жалкой блажью». «Столп прежней церкви – храмовая исповедь <…> У нас – иное. <…> Совершаются таинства, сто крат более важные и действенные, чем традиционно-привычные». Последнее, о чем следует сказать в связи с вопросом о литургической жизни БЦ, это вопрос почитания Креста, святых и икон.

3. 1. 8. Почитание Креста, святых, мощей, икон.

Крест наделяется «богородичниками» величайшим могуществом (см. гл. «2. 4. 4. Учение о домостроительстве Христа»). По мнению лжепророка, «мышление наше <…> должно стать не столько даже Христоцентрично, сколько крестоцентрично». Собственно говоря, «истинное прославление Бога есть прославление животворящего Креста Господня и Воскресения». Порой, Крест наделяется Береславским качествами разумного существа. Так, например, среди прочих контактерских «подвигов» лжепророка – получение «откровений» от тверского «мироточащего» креста (впоследствии проклятого самим же Береславским). Что же касается непосредственно литургической функции Креста, то он используется «богородичниками» в определенные моменты «богослужения» для нанесения крестного знамения. Хотя в данном случае будет более уместно употребить выражение Г.Ю. Баклановой: «священнослужители» и молящиеся «берут в правую руку крест и совершают им довольно энергичные манипуляции». Помимо «манипуляций» с крестом (который всю службу держится в руке или затыкается за пояс) в обиходе членов БЦ и «пятиричное» крестное знамение, установленное «в знак сердцецентричной жизни будущего века». От православного оно отличается тем, что после знаменования лба и живота крестящийся еще касается груди, а уже потом правого и левого плеча. Кроме того, в БЦ имеется большое распятие, во время службы установленное на сцене и что-то наподобие предносного креста. Существует и особая иконография распятия, отражающая соискупительную роль Девы Марии. Она изображается за фигурой Спасителя с распростертыми руками, как бы «сораспинаясь» Ему. Среди икон в БЦ наибольшим уважением, естественно, пользуются изображения Божией Матери (напр., «Державная», «Неопалимая купина» и др.). В секте имеются и свои иконографии Богоматери: «Жена, Облеченная в Солнце», «Мария – Небесное Зерцало», «Соискупительница», «Брачная трапеза» и пр. Сектантами почитаются изображения православных (прп. Серафим Саровский, страстотерпец Император Николай и др.), католических (Гриньон де Монфор, Франциск Ассизский) и «богородичных» святых («соловецкие старцы», «митрополиты» Серафим Поздеев, Геннадий Секач и пр.). Изображения выполнены как в лубочном или академическом стиле, так и в некоем подобии иконописного. Большое распространение имеют католические статуи Богоматери (напр., фатимская), причем «богородичники» заявляют о случаях их миро- и кровоточения. За «богослужением» также используются хоругви и плащаницы. Богослужебная утварь (потиры, дискосы, семисвешники, кресты) – «софринского» производства или старинные, хотя кое-что (напр., кресты) делается самими «богородичниками». Особого интереса заслуживает литургическое использование множества символических предметов: свитка с буквами «???и », макета белой книги с надписью «Превечное Евангелие», короны, ветви и даже лестницы (?). Все эти и другие подобные вещи наряду с хоругвями, плащаницами, омофорами и пр. во время торжественных «богослужений» выносятся «священниками» БЦ и участвуют в процессиях. Во время службы «отцы» облачены в цветастые одежды с «богородичной» символикой. Иногда за образец берутся православные облачения (епитрахиль, поручи, пояс, фелонь), как это было на XIX-м «Соборе», но чаще всего эти одежды представляют собой балахон с белым «омофором». Во время торжественных служб с помощью этих «омофоров» исполняются элементы художественной гимнастики (их растягивают и колышут, имитируя волны, подбрасывают в воздух и т. п.). Порой «богородичные» кутюрье прибегают к оригинальному приему: поверх балахонов пришиваются декоративные епитрахили, поручи или перевязанные крест-накрест орари. Среди святых, почитаемых в БЦ «святые Восточной и Западной церквей»: преп. Сергий Радонежский, преп. Серафим Саровский, прав. Иоанн Кронштадтский, августейшая чета (свв. Император Николай и Императрица Александра), Иоанн Креста, Тереза Авильская, Франциск Ассизский, Луи Гриньон де Монфор, Тереза имени Младенца Иисуса, Максимилиан Кольбе, Катарина Сиенская, Иоанн Мария Вианней, Доминик и пр. Особо хочется сказать о почитании в БЦ таких маргинальных личностей как Иннокентий Балтский и Григорий Распутин. Помимо почитания святых, в БЦ, как в католичестве, имеется особый культ «блаженных». Причисление к чину «блаженных» происходит на «Соборе» и называется «биатификация». Как правило, этой чести сподобляются недавно умершие «отцы» БЦ. Так на XXI-м «Соборе» было прославлено 5 человек. Разговор о «богородичном» отношении к мощам стал возможен в связи с таинственной историей похищения в 1997г. «отцами» БЦ останков «блаженной» Евфросиньи Почаевской. Примечательно, что в последние годы своей жизни Евфросинья находилась в ссоре с Береславским. Тот в свою очередь не упускал возможности лишний раз подчеркнуть свое неуважение к Евфросинье. «Евфросинья находится в тяжелом обольщении и помутнении ума». В 1992г. Береславский даже анафематствовал свою бывшую наставницу, но в 1997г. стал получать от нее многочисленные «откровения». В настоящий момент эти «нетленные мощи» находятся в одной из «богородичный обителей», где им оказываются соответствующие почести (на них совершаются «литургии» и пр.). Однако настораживает некоторый некрофилический мотив в «богородичном» отношении к ее «мощам»: «Благоухает мирро каплями на крышке гробика. Дивный состав покрывает восковые ее <Евфросиньи> рученьки. Рядом прилег. Брачный одр. Абсолютно свято. Неземная атмосфера. Я в вечности. <…> Мы трое прилегли рядом с ней на песок. <…> Отслужили службу, лежа на помине на живых мощах». При этом Береславский предостерегает: «Не заведи во храме фетиша! Культ мощей без сердечного трепета может выродиться в некрофилию». В календаре БЦ имеются православные праздники (Двунадесятые и др.), католические (праздник Непорочное зачатие Богоматери, дни «марианских» явлений по всему миру и пр.) и собственно «богородичные», в первую очередь, конечно же, посвященные Богородице: «Неделя имен и ипостасей Марии, Вечной Весны грядущего человечества», «Неделя Жены Облеченной в Солнце» и т. п. Отмечаются так же годовщины московских событий 21 августа 1991г. и 3 октября 1993г., когда, согласно вере «мариан» Богоматерь одержала победу над «Красным коммунистическим драконом». В БЦ также установлены праздники в честь новомучеников и исповедников российских и многие другие (напр., «Неделя фаворского света отцов и исихастов, пустынников, затворников, молитвенников»). Дни праздников установлены по старому (юлианском) стилю, однако в календаре они указаны в пересчете на новый (григорианский).

3. 2. Этика.

3. 2. 1. Внутриобщинная субординация и духовничество.

Базовый тезис, на основании которого строится весь этико-нормативный строй в тоталитарных сектах (в том числе и БЦ), это постулат о собственной исключительности: «Я <Мария> властно озираю бедную Мою Святую Русь и не вижу никого, кроме Церкви Моего Сердца, кто мог бы окормить любовью, благодатью, светом Новой Жизни». «Отныне буду говорить только со своими Параклитскими. Вот провела линию – полосу, рассекающую век прежний и новый. Прежние Церкви остались за границей. Вся полнота Господня, все ангелы, собор святых и предстоящих, все семь печатей Благословенного над Церковью Параклитского Завета». Это является весьма характерной чертой тоталитарных сект – деление мира на белый (собственно секта) и черный (все не согласные с сектой). Благодаря такому делению в адептах секты культивируется ощущение собственной элитарности: «Вы в Ковчеге, – взирайте из Ковчега на тех, кто в суете и бренности земной проводит дни». «Богородичные христиане – вот подлинная духовная элита, аристократы будущего века». «Не ждите, чтобы ближние ваши, еще менее достойные, чем вы, были собеседниками сил небесных». При этом БЦ иногда даже проявляет черты антисистем эзотерического типа: «А если многие идут вслед за вами, то это признак прелести и козней вражиих, ибо в веке сем услышат единицы». Естественно, что столь высокое доверие «сил небесных» неизбежно требует и безоговорочного послушания им: «Призываю вас: Мне <Марии> себя посвятите, отдайте бес сомнения всю душу без остатка и жизнь вручите». Богиня требует от своих поклонников «рыцарской присяги Стопам и Сердцу своей Небесной Госпожи». «Отрекитесь своего видения и слышания». «Теперь вы не живые и не мертвые, а Мои , и более нет у вас ничего своего, отнята судьба и вручена Игуменье Небесной». Таким образом, как это ни парадоксально, стимулируя страсть гордости, руководители секты добиваются от своих пасомых абсолютного подчинения. В БЦ четко выстроена вертикаль власти, что также весьма типично для тоталитарных сект. Ведь, если «божественный» статус БЦ столь высок, то и ее руководство должно автоматически быть наделено величайшим авторитетом: «Наивысшая добродетель Церкви – Совет отцов, куда проливается Свет от Божественного Разума, где стоит Ангел от превечного Совета Троицы Святой. Единомысленно озаренные Духом Святым отцы составляют Мое <Марии> Пренепорочное Сердце. Единодушие Совета отцов исключает ложные суждения, еретические мнения, ошибочные взгляды. Да станет оно для вас святым мерилом. Взывайте к Совету отцов, к разуму отцов, к единому соборному мистическому телу Моих светлых священников. Да источится от него Свет вразумляющий, осиявающий и просвещающий». «Отцы находятся под облучением подлинного Откровения Божией Матери. На них сходит Свет премудрости, который по сокровенным каналам идет дальше в церковь. Доверие отцам приводит к тому, что наставление от отцов следует через братьев. <...> Через отцов Церкви передается Дух – иерархически. По неизъяснимым каналам идет окормление от высших к низшим. Через пророка, предстоящего Престолу Божией Матери, подается воля Божия. Далее, по милости Божией проходя через сердца отцов, передается дьяконам и самым премудрым, опытным старшим братьям, наиболее крепким в духовной брани». «Отцы»-духовники, т. о. рассматриваются в БЦ как безошибочные проводники божественной воли для своей паствы. Несомненное преимущество перед всеми имеет сам Береславский: «Пророк обладает особой способностью глубинного постижения душ человеческих и подает ключи к спасению». Но и «отцы» рангом пониже пользуются в секте беспрекословным авторитетом. Для того, чтобы лучше себе представить «марианское» понимание духовничества, приведем здесь выдержки из главы «Размышления о духовнике», помещенной в сборнике «Цветы трезвения». «Три внушения сатаны, чтобы отвести душу от Церкви: отец <т. е. духовник -д.И.> несовершенен, он грешник; отец обычный смертный; иногда он говорит от Бога, иногда от себя… А поскольку порой ошибается, подвергай сомнению благословение, относись к нему с умом, критически. Принял хоть один подобный помысел – погубил себя навеки». «Дух недоверия отцам тесно связан с фарисейством, неблагодарностью и паразитизмом. <...> Даже простое невосстание на осуждение отцов отдает душу в сети лукавого». «Выход из послушания, отчуждение от Церкви – величайшая из катастроф, не компенсируемая никакими дарованиями и самооправданиями». Духовник наделяется безграничной властью, при этом рядовой сектант лишен элементарных прав: «Всегда оправдывай отца и осуждай себя. Отец гневается – я, окаянный, тяжко погрешаю! Я и Самого Господа бы прогневал… Критичность по отношению к отцу так же бездуховна, и нелепа, как по отношению к воле Божией <…> Отец несет крест мой. Отцу так тяжело. Отец моя совесть, ум, воля. Я весь от отца, <…> его преданный слуга <…> Через отца со мной говорит Господь. <…> Бог в его лице назначает послушание <…> Отец для меня – Господь, Отец Небесный ». И это отнюдь не поэтическая метафора. Вот еще одна красноречивая цитата: «Отец да станет олицетворением святости и совершенства. Перед ним благоговеть… Не будет преувеличением и обожествить, поскольку в нем живет Отец Небесный »! Да, что уж там прихожане БЦ, Сам Господь и Божья Матерь (!!!) обязаны слушаться «богородичных» отцов: «Пресвятая Дева и Господь в повиновении у нас. Они препоручают суд нам, ибо нет никакого суда: “Я не сужу никого” (Ин.8:16). Иисус и Мария в повиновении у нас, и как мы решим, какой выбор совершим, туда и последуем. <…> Мария в повиновении у нас, в повиновении у меня, Иоанна. Как я говорю, так Пречистая и делает <-д.И.>»!!! И при этом «богородичники» (и им подобные) искренне обижаются, когда их называют «тоталитарной сектой», или обвиняют в авторитарности. Но как же их еще называть, если за каждым адептом секты установлен тотальный контроль и мониторинг, если личная воля рядовых членов секты полностью раздавлена авторитетом «отца» под предлогом того, что «отец – бог» и даже выше Бога? Конечно же Береславский и здесь использует свой любимый прием – он осуждает авторитарность как таковую, напрочь отрицая возможность применения методов авторитарного воздействия на личность: «Ни один авторитарный прием не сработает в агапе <БЦ>. Власть Божия – любовь. <…> Агапа исключает подобные приемы, врачует рабское сознание. Любовь делает раба свободным, господином. <…> Никаких приказов, никакого насилия – святое повеление Вышнего и благолепное приятие его в сердце. <и вот замечательный пассаж, вновь оправдывающий произвол со стороны «отцов» -д.И.> Рыцарь Непорочной не подчиняется ничему человеческому. Рыцарь – воин Богоматери, неукоснимо творит волю Ее. Для него существует лишь один приказ – абсолютный и несомненный – святое повеление Пречистой через тех, кому открыта воля Божия, – отцов, духовников ». Впрочем «пророк» не ограничивается одними лишь абстракциями, он направляет свой «праведный» гнев, например, на православное монашество, приписывая монастырским уставам черты тоталитарного режима: «Как понимается послушание? “Внешняя власть наставника неограничена и бесконтрольна” – подумайте о следствиях этой внешней власти! То есть приходит начальник и делает с тобой что угодно. <…> С помощью многочисленных надзирателей глаз игумена видел все. Никакой, даже самый малый поступок не мог ускользнуть от этого надзора. <…> Идеал общежития – “дисциплинированный отряд духовных бойцов, борющихся с грехом под руководством опытного начальника”». Но, во-первых, выше приведенные цитаты позволяют утверждать, что все эти обвинения в адрес Православия можно переадресовать самим идеологам БЦ. А, во-вторых, для православного менталитета характерен гораздо более трезвый, выражаясь «марианским» языком, «критический» взгляд на вопрос духовничества, нежели тот, что приписывается нам сектантами. Церковь допускает, что даже святые подвижники могут делать ошибки в частных вопросах, и уж тем более, личное мнение священника ни в коем случае нельзя абсолютизировать. Оно имеет скорее рекомендательный, а не обязательный характер. «Отцы близкие к нашему времени, – пишет святитель Игнатий, – называют богодухновенных руководителей достоянием древности и уже решительно завещают в руководство Священное и святое Писание, проверяемый по этим Писаниям, принимаемый с величайшей осмотрительностью и осторожностью совет современных <...> братий». В конечном итоге православный человек сам несет ответственность перед Богом и ближними за свои поступки. Совершенно иная картина наблюдается в тоталитарных сектах, где человеку навязывается не Божественная воля, а греховная воля такого же страстного, как и сам рядовой член секты человека. И уже через некоторое время адепт тоталитарного культа практически разучивается принимать самостоятельные решения и попадает в полную зависимость от «духовника» (гуру). Приведем здесь еще одну выдержку из творений святителя Игнатия: «Те старцы, которые принимают на себя роль… употребим это неприятное слово, принадлежащее языческому миру, чтобы точнее объяснить дело, которое в сущности не что иное, как душепагубное актерство и печальнейшая комедия – старцы, которые принимают на себя роль древних святых Старцев, не имея их духовных дарований, да ведают, что самое их намерение, самыя мысли и понятия их о великом иноческом делании – послушании суть ложныя, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть, которая не может не дать соответствующего себе плода в наставляемом ими». Ибо, как известно, «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15,14).

3. 2. 2. Отношение к ближнему.

Противоречивое учение БЦ об отношении к ближним лучше всего выражено парадоксальной сентенцией: «Ближний – враг, а враг роднее брата». Но найти столь красноречивое и в то же время емкое определение – большое везение, поэтому для более полной картины нам вновь придется собирать и сопоставлять разрозненные цитаты. «Марианские» книги последних лет пестрят обещаниями безграничной любви («Я <Мария> покрываю вас навеки материнской любовью»). В потоке словесной «воды», связанном с «любовной» темой, не мудрено захлебнуться. «Одарю вас океанами, потопами любви». «Будет подаваться душ благодатных милостей, множество знамений для тех, кто примет новое основание». «Водопад божественной любви, ливень света, океан благодати обещаю Я», «излияние океанической любви», «каскад, фейерверк, океан» и т. п. В сектоведении подобный эмоциональный прессинг именуется «бомбардировка любовью». Его целью является преодоление замкнутости свойственной человеку, попавшему в незнакомую среду, снятие психологической защиты. В результате «размягченная» душа становится способной к менее критическому восприятию новых «истин». В свою очередь Береславский приписывает использование этого же самого метода «нечестивым» матерям, хотя усмотреть методологические сходства не так то просто из-за того, что при описании действий «сатанородиц» используется специфический «богородичный» новояз: «Прогрев – удар. Не хочешь удара – не грейся. Обогрев – лестница в сердце из полового центра. <…> Обогревом, выдаваемым за добро и любовь, вводит в прострацию. <…> Искусительница сначала греет, потом бьет, чтобы вывести из себя». «Бьет», нанося шокирующий удар по психике, и Береславский, но чуть позже, а сперва – «бомбардировка любовью» («обогрев»)… «По тому узнают все, что вы Мои ученики, – говорит Господь, – если будите иметь любовь между собою» (Ин.13,35). Любовь является основным побудительным мотивом в христианской этике. В связи с этим возникает вопрос, можно ли являть подлинную любовь, не будучи учеником Христа? Из приведенных слов Самого Спасителя выходит, что нет. Попробуем провести сравнение между христианской и «марианской» любовью. О христианской любви лучше всего сказал апостол Павел: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине» (1Кор. 13,4-6). Спустя семь веков преподобный Исаак Сирин добавил к этому: «Что такое сердце милующее?». Это – «возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари <…> А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были помилованы <…> Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворятся сим». Говоря о любви христианин подразумевает не сиюминутное устремление души, не «влюбленность», а высший благодатный дар – «совокупность совершенства» (Кол.3,14), венец добродетелей, завершающий многоступенчатую «лествицу», промежуточными ступенями которой являются «отречение от мира», «стяжание памяти смертной», «радостотворный плач», «безгневие и кротость» и др., что достигается не иначе, как длительным подвигом. Теперь вернемся к «марианскому» учению. После обещания «океанов любви» и «душа милостей» следуют требования безграничной и жертвенной любви по отношению к ближнему («распяться ближнего ради») и всему миру («Очами Иисуса возлюбите ближних и Сердцем Иисуса – мир <заметим, не своими очами и сердцем -д.И.>»), причем эти требования обусловлены прежде всего пантеистическим мироощущением БЦ: следует любить ближнего, потому что в нем сущностно обитает бог («Любите Бога в ближнем, больше ничего Я <Мария> не хотела бы от вас. Мое наставничество, Моя наука, указанные Мною рецепты святости к спасению и восхождению по ступеням могут быть сведены к одному: любите ближнего как Бога; любите Бога в ближнем»), и весь мир, т. к. он является эманацией божества. Отсюда следует ультиматум: «В рай попадет лишь тот, <…> кому открыто Божественное начало в человеке, в твари». Для того, чтобы выявить основу «марианской» этики, нам необходимо узнать, что же Береславский вкладывает в понятие «любовь» и какие средства предлагает для достижения этой добродетели. Начнем со второго вопроса, о средствах. Согласно учению БЦ, прежде всего следует отказаться от осуждения ближних: «Начало православной нравственности – не иметь зла ни на кого», «единственный способ помочь ближнему – не осуждать, не нанести ни малейшей раны». «Терпите, прощайте, не принимайте помыслов и осуждения, как бы ни было тяжело. Не ищите виноватых, который раз говорю вам». «Кто видит всех людей хорошими, тот чист сердцем». Но осуждение – больше, чем просто грех против ближнего. «Осуждение тайно связано с восстанием на Крест, который посылает Господь». «Осужденник <т. е. тот, кто осуждает ближних -д.И.> приговаривает Самого Господа к распятию: восстал против Отца Небесного, распинает Промысел». Следует особо подчеркнуть, что Береславский призывает не просто к неосуждению ближних (об этом постоянно говорят и православные святые), а к невидению чужих грехов, что совсем не одно и то же. Причем все эти призывы имеют магическое обоснование: «Не видящий греха в ближнем берет его на себя, видящий – стряхивает собственную чашу на ближнего по проекции, приписывая ему то, что свойственно самому. Выходит, “по-философски”, никакого греха в человеке нет помимо того, какой мы ему приписываем, исходя из собственной греховной чаши». «Если мы верим, что ближний стоит на пути святости, он ищет ее и в нем живет Господь, <…> то в нем и будет жить Господь. Если мы видим какие-то его недостатки, какие-то слабости, то будут проявляться его недостатки. Все, что мы желаем видеть в ближнем, будет проявляться. <…> Бывает, что мы сами подводим зло к ближнему. Например, мать говорит сыну: “Еще один шаг и ты заболеешь (это как образ). Иди, а то опоздаешь”. И сын действительно заболевает и опаздывает». «Заповедь светильничьи чистого ока запрещает видеть злое в ближнем, даже когда оно навязчиво-очевидно. И тайна в том, чтобы зло видя, не видеть, а добро (спрятанное, скрываемое) – усмотреть зрением веры». «Чтобы быть счастливым – достаточно не замечать окружающего зла; чтобы стать блаженным – видеть окружающих тебя святыми». Но, самое главное заключается в том, что, согласно учению БЦ, не замечая чужих грехов, человек уподобляется Господу (Он «ни в ком не видит греха – невинное око. И не вменяет никому греха»), и Марии. «Пресвятая Дева и Господь, Сами будучи непорочны и чужды греху, не видят наших грехов». Как достичь состояния «блаженного» «невидения» греха? Выражаясь образным «богородичным» языком, для этого необходимо закрыть «третий глаз», греховное око, обращенное в родовое подсознание и питающееся блудной энергией из «полового центра» человека и подключится к духовному оку Марии: «Важно, к какому источнику подключено наше зрение. Если к древу добра и зла, то оно – худо. <…> Критическое око, силлогистическое сердце… Как это далеко от светильничьего, лебединого, невестиного, чистого ока Марии!». На практике это означает, что истинный «рыцарь Марии» не должен давать своих субъективный оценок никому и ничему вокруг. «Как посвященные, вы не смеете проявлять ничего личного <-д.И.> друг к другу». «Никто из посвященных не смеет взирать на брата личным зрением, всегда помутненным, субъективным и пристрастным, ограниченным и малым. Возжжен Светильник, великое Светило воссияло во мраке мира – Око Непорочной»! «Слепыми назовет Господь тех, кто лишен трезвого видения». Из приведенных слов может создаться впечатление, что Береславский борется с «субъективностью», «страстным помутнением» рассудка и призывает к объективности в суждениях. Это совершенно не так, он как раз борется с трезвостью мировосприятия: «В сердце покоя нет, пока человек другого осуждает и видит трезво». Это – «дубовая, рен<т>геноскопическая трезвость: видеть вещи, какие они есть <…> Лучше б хоть бутылку коньяка выдул – не надо видеть трезво человека <-д.И.>! Надо видеть его пьяным, опьянев любовью к нему…». А вот уже любовь к ближнему не должна быть «субъективной» и поэтому «у посвященных нет своей любви <-д.И.>, – Любовь Пречистой действует». Причем это совсем не означает, что «богородичники» призываются к бездействию. Нет, они становятся «проводниками и инструментами» воли Марии, хотя и не напрямую, а опосредованно. Ведь, как мы уже знаем, единственным, кому по мнению членов БЦ открыты тайны Промысла (даже двух: прямого и косвенного), является «пророк» Иоанн и через него – «отцам»-духовникам. «Ничьих грехов не вижу. Господь открывает что нужно о каждом. На кого гневается – гневаюсь, на кого ищет излить Любовь – изливается» – такова этическая позиция «новых русских святых». Из этой цитаты следует, что «марианский» бог беспричинно (не за грехи, он их не видит!) гневается на людей и так же произвольно (через своих слуг – «богородичных» «отцов») изливает на них свой гнев. Это умозаключение не будет вызывать удивления, если мы вспомним, что, согласно сектантской доктрине, бог имеет два безликих начала доброе и злое, он благотворит человечеству посредством прямого Промысла и мучает посредством косвенного. Во всем этом нет абсолютно никакой логики, кроме игровой: все эти милости и мучения – всего лишь составляющие грандиозной «любовной игры» бога с человечеством. Вполне очевидно, что и у поклонников такого божества понимание любви должно иметь амбивалентный характер. Что мы и наблюдаем. Иногда речь идет о двух видах любви – святой и греховной, граничащей с ненавистью: «Бойтесь слащавой любви <честно говоря, трудно себе представить что-либо более приторное, чем «марианское» сюсюкание -д.И.>, идущей от лжи и блуда. Змий учит любви ложной. Посмотрите на мир, колеблющийся между ненавистью и любовью». Судя по всему «ложной любовью» называется любовь по отношению к врагам БЦ, «фарисеям». Заповедь Христа о любви к врагам не распространяется на них, т. к. фарисеи – не люди (они потомки змея): «Различайте в милосердии своем, ибо сострадание мертвеца мертвецу – прах перед Богом». И поэтому, хотя Береславский обращается к своей пастве с призывом: «Никого не обличай, не поноси, даже крайне худых по жизни своей», более того – «осуждение ближнего приравнивается <им> к ненависти и убийству, <…> неосуждение не должно путать с обличением фарисейского духа, которое должно иметь место при каждом свидетельстве». Ненависть, обращенная на «фарисеев», является святой ненавистью, ведь «мариане» должны быть проводниками не только любви, но и гнева: «Исполнись гневом Предводительницы воинств Саваофовых». «Царица Небесная преобразует плоть и дает в определенный час силу праведного гнева ангельского – способность буквально одним взглядом метать испепеляющие стрелы во врага». Не удивительно, что литература БЦ (особенно ранняя) столь обильно пропитана страшными проклятия в адрес «фарисеев», которыми являются все несогласные с Береславским, в первую очередь представители РПЦ и «нечестивые матери». Весьма характерно, что грань между «адамитами» и «фарисеями» весьма подвижна и в первую очередь зависит от сиюминутной конъюнктуры. Эта подвижность позволяет идеологам БЦ обращать гнев паствы в любом направлении. А вот теперь, вслед за «обогревом» лицемерной любовью следует дезориентирующий психику «удар»! Оказывается, что ненависть принципиально не противоречит любви, а лишь является начальной ступенью в процессе ее стяжания. Береславский утверждает буквально следующее: чтобы возлюбить ближнего необходимо сперва его возненавидеть! «Не возненавидевший прежде ближнего своего не возлюбит его о Господе. Ибо ближний – от мира и через это – препятствие Богу <…> Потому говорю вам: возненавидьте все, что мир и в мире, в том числе и ближних ваших, чтобы возлюбить их обновленно». Вот она «марианская» мораль в действии! Для сравнения приведем здесь слова апостола Иоанна Богослова: «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1Ин.2,10-11). «Кто говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит» (1Ин.4,20)? Причем, столь несовместимое с евангельской проповедью о любви, учение о необходимости возненавидеть ближнего является, по мнению Береславского, требованием именно для современных людей, т. к. «прежде было иначе. Приходили в мир души, которым Господь прощал отсутствие трезвенного ведения добрыми попечениями о ближнем. За искреннее сердце их миловал Господь. А теперь мерзость достигла такого предела, что ничего, кроме чаши с ядом, не несете ближним своим и отравляете их всеми грехами, содеянными вами от рождения вашего, и только для того пристаете к ближним со своими добрыми делами и преданными взглядами, чтобы снять с себя излишек бремени, ощущаемого вами – часть непосильной ноши». Те же самые мотивы, согласно «марианской» доктрине, движут и нашими ближними: «И если избегаешь общения с ветхими ближними, то не из презрения к ним, но из чувства самозащиты, дабы не пробили стрелами своими как имеющие над вами тайную власть (в силу общности чаши – из-за спонтанных контактов в прошлом)». Каков же практический вывод из данного учения следует сделать последовательному «рыцарю Марии»? А вывод очень простой: максимум ожесточения и агрессии привлекут к тебе «потоки и океаны» «божественной любви». Следует отметить, что подобные, откровенно сатанинские, взгляды свойственны не только для раннего периода БЦ, характерного особой экзальтированностью и агрессивностью по отношению к окружающему миру, но и для более зрелого, когда многие прежние «враги» Береславского (даже РПЦ!) были частично «реабилитированы»: «Чем больше скорбей у человека, тем в большей степени ему станут служить. Чем больше агрессивности, настороженности и неприятия проявит, тем больше любви изольется на него . Исчезнут любые лекарства, кроме света горней любви»!!! При таком подходе полностью теряет свой смысл следующая реплика: «Признак ложного пути – отчуждение от людей».

3. 2. 3. Отношение к матери и женщине.

Подобные метаморфозы происходят с «богородичной любовью» и на семейном фронте (именно фронте!). В этой главе мы не станем касаться антропологического и сексопатологического аспекта «марианского» учения о женщине (эти темы разбираются в главах «2. 3. 4. Проблема пола» и «1. 1. Биография и психологический портрет лидера БЦ В. Я. Береславского» соответственно). О семье и браке будет более подробно сказано в главе «Брак». Здесь же мы будем говорить о проблемах «мамо-, женоцентризма» и «энергетического окрадывания» мужчин женщинами, а также о «богородичных» методах борьбы с этим «злом». Проблема семейной этики – это особая тема для Береславского. «Господь говорил ученикам, что их первые враги – домашние. Была, по сути, что и сейчас: Христос призывал учеников следовать за Ним, и восставал ветхий род, и ученики повергались в прострацию и ничего не могли сделать, поскольку были рабами тайных приказов». Род, по Береславскому, является для человека проводником проклятия, дьявольского гипноза, фатального рабства косвенному Промыслу, а значит, связь с родом предполагает пребывание в завете с дьяволом. Врагами №1 объявляются родители: «Земная мать – прообраз дьяволицы, земной отец прообраз сатаны». «По попранному, поврежденному порядку естества отец наш – сатана, и мать – дьяволица». Но преимущественно обличительный пафос «пророка» направлен против матери. Именно мать в книгах Береславского и «богородичных» «отцов» представлена как носительница дьявольского завета: «Нечестивая мать, связанная невидимыми нитями сатанинского завета, предуготовляет ребенку второе рождение. Как? Возвращением в свою утробу. Ее основная задача: приведя в мир – вернуть в чрево и связать астральной пуповиной. Внешне – независимость, в действительности – раб Мамы, ее слуга, паж, помошничек». «Мама впечатала себя в сердце там, где должно пребывать Лику Пречистой». Мать совершает «самообоживание» и создает собственную религию – «мамославие», основанную на «поклонении нечестивой» (то есть ей самой). «В религии Святой Мамы своя система ценностей, свои принципы добра и зла». А, поскольку Береславскому кажется, что матери стараются занять в сознании своих детей место Марии, он ставит своим последователям предельно жесткий ультиматум: или завет с матерью (родом) и через нее с дьяволом, или с «отцами» БЦ и через них с Небесным Отцом и Марией: «Завет с нечестивой матерью – погубит. Завет отцов, благословенный свыше, вернет в завет с Отцом Небесным. В любви к отцу – святое благородство. Рабство у матери – плебейство духа». Чтобы разорвать завет с дьяволом, необходимо перерезать «родовые нити» и «ветхие связи», разрубить «узлы», рассечь «сети обольщения и сна». Для этого следует «сделать духовный вывод: всю сумму критического, негодующего восстающего сознания, обращенного на братий и отцов, устремить на мать»! Кроме того, «умиленный агапический старец любви» дает и другие, более конкретные рекомендации: «Как победить воюющую мать? Дать согласие перед Небом на ее болезнь и смерть: да заболеет и умрет в час, назначенный свыше <…> Проявленная жалость – кормление родового упыря. <…> Как нанести ей поражение в следующем сражении? Прежде всего – сохранить невозмутимость, следуя тактике духовной войны по отцовскому благословению. Выйти из себя должна она, дабы истекла ворованная сила». Эта гнусная «тактика духовной войны» с собственной матерью предусматривает естественную реакцию несчастной женщины, услышавшей от своего чада, что она ему не мать, а «сатанородица»: «Нет предела вероломству сатанородиц. Их обычный прием – усовещать <говоря по-русски, взывать к совести – этим методом пользуется как раз Господь, а дьявол старается заглушить голос совести -д.И.>, пробивая на жалость: “Я тебе желаю добра, а ты…” Следует ясно осознать: идет война престолов. Видя обращение сына к Вышнему – призывает сатану». Ранняя литература БЦ изобилует подобными садистскими рекомендациями. По свидетельству некоторых источников, в секте существует (существовал) особый ритуал «отречения от матери», в него «может входить и задание ударить собственную мать по лицу или плюнуть на ее могилу, если она к тому времени уже мертва». Автор цитируемой книги высказывает в связи с этим на наш взгляд весьма ценную мысль: «Психологически это очень точно рассчитанный ход, потому что когда человек переступает внутренний порог и становится повязанным с сектой одним преступлением, то ему потом очень трудно оттуда уйти, он ощущает, что во внешний мир, законы которого он преступил, ему пути уже нет». Мы преднамеренно выделили учение о матери из учения о женщине вообще, чтобы подчеркнуть антигуманный характер «марианства». Здесь же хочется привести слова В. Шубарта, он считал, что «зародыш любой морали – материнская любовь к своему ребенку», т. о. «марианство» – аморально уже в самой своей основе, хотя, казалось бы, воспевает материнский подвиг Пресвятой Богородицы и даже апеллирует к сыновьим чувствам: «Не оставь Церковь в трудный час испытаний, как не покинул бы родную мать». Но, конечно же, Береславский попирает не просто норму человеческой морали, а заповедь Божию, которая была дана не только в Ветхом Завете через пророка Моисея: «Почитай отца твоего и матерь твою» (Исх.20,12; Втор.5,16), но и через Христа – в Новом: «Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет» (Мф.15,4; Мк.7,10; Ср.: Мк.10,19; Лк.18,20). Причем фарисеев, уклоняющихся от исполнения этой заповеди, Спаситель назвал «лицемерами» (Мф.15,7). Вот еще одна иллюстрация того, что все обличения Береславского в адрес «фарисейства» ни что иное, как латентная самокритика. Правда, следует сделать оговорку. Береславский оставляет матери шанс сохранить уважение со стороны своего ребенка, но для этого ей необходимо «преобразиться»: «Как преобразиться ветхой матери? Отречься от завета с сатаной. Посвятить сына Пречистой и заключить самой завет с Божией Матерью», короче говоря – стать последовательницей БЦ. Но, если этого все же не происходит, «если сын чтит просто ветхую мать, то в ее лице он поклоняется мирскому началу, которое она олицетворяет». В настоящее время идеологи БЦ стали воздерживаться от столь резких заявлений по отношению к родителям и, в частности, к матерям. Уже совсем иные, «новые» установки встречаем мы в книге с характерным названием «Новое имя Господа»: «Сложности в отношениях с родителями сокращают жизненный срок детей и пагубно в целом сказываются на них. Необходим полный мир, понимаемый как повиновение и послушание в духовном порядке». Правда, не совсем понятно, что имеется в виду под «духовным порядком», к тому же через две строчки говорится: «Родители часто предъявляют претензии и счеты к детям, и дети в праве восстать на них, если родители не исполняют долг любви». В связи с этим хотелось бы упомянуть о любопытном обращении, напечатанном в «богородичной» газете за 1997 год. Это коротенькая (в два небольших абзаца) «молитва», озаглавленная «Простите нас, усопшие родители» (усопшие, вероятно, в результате многолетних издевательств со стороны обезумевших детей). Несмотря на покаянное название, как раз покаяния-то в этом обращении нет! Сектанты просят у своих родителей прощение не за нанесенные им оскорбления или даже м. б. полный разрыв отношений, а за то, что «не стерпели стрел, ударов и обид, <…> не обратили <…> соискупительной молитвой, не потерпели». Иными словами: вы были ужасными и отвратительными родителями, а мы не сумели проявить к вам должного равнодушия. Хотя сектантам больше не благословляют открыто конфликтовать со своими домашними, однако, по свидетельству их родителей, со стороны детей-сектантов сохраняется холодная отчужденность и равнодушие по отношению к близким. Все тот же Шубарт утверждает, что «унижение женщины, глумление над женским достоинством совпадает с нападками на христианство». Данная формулировка особенно актуальна для нашей темы, т. к. учение БЦ дает множество иллюстраций для ее (формулировки) подтверждения. Главное, что «марианами» инкриминируется не только матери, но каждой женщине, это – «энергетическое мародерство». Сила женщины «направлена на одно – на принижение мужчины, возвеличивание женского начала, ибо враг привил ей способность окрадывать, обирать, мародерствовать энергетически <…> достаточно усвоить психомагическую практику от сатаны и, нажав на слабые места, окрадывать мужчин: энергия дается бесплатно <…> Идут астральные войны. Энергия, данная мужчине для созидания, перекачивается в женские сердца, где принимает вид всецело разрушительный». В первую очередь нападкам подвергается семья: «Ветхая семья – храм сатанин с его поганым алтарем на чреве женщины-жрицы». Но «преступления» женщин-вамп выходят далеко за рамки семьи: «Феномен окрадывания бесстыжей распутницей женщиной <проявляется> от акушерки до медсестры дома престарелых. Воспитательницы, продавщицы, кассирши и уличные астральные Ведьмы окрадывают своих мужей, детей, учеников». Поэтому, разрывая «ветхие связи» прежде всего следует начать с женщин – матери, бабушки, жены и пр.: «Пока находишься в связи с женщиной, неизбежна зависимость от нее через зодиакальное напряжение ». После 1993 года отношение к женщине у «богородичников» несколько изменилось. Точнее будет сказать, что женоненавистничество БЦ перестало так широко афишироваться как раньше. Вот цитата из уже упомянутой книги «Новое имя Господа»: «Первый долг мужа – любить жену, любить искренне, как самого себя и даже более. Немногие мужья способны так любить своих жен. Любить жену должно, как Божию Матерь ». Уже сам факт такой разительной перемены отношения Береславского к женщине (вплоть до обожения!) свидетельствует о его неискренности. Даже, когда в обращении «К российским женщинам» (сделанном совсем недавно – в 2000 году) «пророк» вроде бы заискивает перед своими исконными врагами: «Женщины России прекрасны, как жены-мироносицы. Я <Мария> вижу среди них Иоанну Хузу, Марию Лазареву и Марию Магдалину», он по сути не изменяет своей позиции. Дело в том, что эти похвалы адресованы не реальным женщинам, «астральным ведьмам» и «энергетическим вампирам», а женщинам будущего, до которых нынешним еще очень далеко. К нашим современницам обращены одни лишь призывы: «Я преподношу вам образ жен-подвижниц. Возрастайте в святости, <…> воспримите от Меня печати, <…> станьте прекрасны, <…> воспримите силу Божию, <…> усвойте добродетели, <…> будьте верны, <…> составьте армию…» и т. п. Но даже в «светлом» будущем женская святость станет не более, чем редким исключением: «В числе грядущих воинов Моих будут и женщины, и стяжают венцы дивные, и просветятся в целомудрии и духовной высоте. Но таких будет не много и составят скорее исключение». По свидетельству тех, кто покинул секту, женщины до сих пор находятся в ней на правах людей второго сорта.

3. 2. 4. О любви.

Еще раз вспомним о том, что «марианский» бог не видит и не замечает греха. Из этого следует, что грех не является препятствием на пути к Богу. Более того, искажая до неузнаваемости смысл Христовых слов (в Евангелии речь идет о «болезни», но никак не о «грехе»), Береславский утверждает, что бывает «“грех не к смерти, а ко славе Божией” (см. Ин.11,4)». Зато серьезную опасность для «марианской святости» представляют «устаревшие» нравственные нормы и даже совесть (ересиарх нередко называет ее «материнской родовой совестью» или «генитальной совестью»): «Выбросьте из головы сор языческих категорий морали, добра – это дух гордости, окрадывающий Божественное благо». «Уйдет старое сознание, обречена старая совесть с ее моральными устоями». «Параклитские вестники <…> восстанут против общечеловеческой морали, нравственности, устоев – далеко, чуждо. <…> Иноки параклитские в естественном, природном состоянии как бы будут лишены ее <совести> вообще. <…> У них и душ-то человеческих не будет». Когда же человек утратит последние остатки совести и самой души, он абсолютно уподобится «марианскому» богу, не ведающему, что есть добро и что зло: «Дитя Мое, есть только одна смерть – смерть от любви, и даже те, кто умирают во грехе, умирают, сами того не зная, от любви ко Мне <Марии>». «И познает душа жизнь вечную и самое себя как полноту Любви, когда побеждается в ней ад силой божественного Света, и не различает уже между темным и светлым, добрым и злым, но все одинаково любит, всем утешается и во всем славит Господа . И относится в Царство вечного Света, и восхищается к Престолу Славы…». Таким образом, если христианская любовь – это любовь к Истине и святости, предполагающая ненависть ко греху, то «марианская» любовь – это декларация благостного равнодушия к проблеме добра и зла, а на практике ненависть ко всему не-«богородичному»! В заключении скажем, что БЦ – секта не только тоталитарная, но и деструктивная, т. к. подрывая основы морали и нравственности, она разрушает и человеческую личность. Ведь, если человек не умеет любить, он деградирует как личность. «Жизнь и любовь в личности тождественны: <…> вне общения любви личность теряет уникальность и становится тварью, подобной прочим, “вещью” без абсолютной индивидуальности и имени, без лица. Смерть для личности означает, что она прекращает любить и быть любимой, быть уникальной и неповторимой. Жизнь для личности означает сохранение уникальности ипостаси, что утверждается и поддерживается любовью». Вот почему для Береславского так важно заставить своих несчастных последователей перестать любить искренне, по-настоящему, от всего сердца, и вместо этого нацепить на них маску притворного радушия и приветливости, которая кощунственно именуется «Любовью Пречистой». Но, как мы уже знаем за этой улыбающейся маской «нет своей любви»! Эта лицемерная, подыгрывая Береславскому, скажем – фарисейская любовь не стоит и ломаного гроша, что очевидно даже для самого лжепророка: «Всего более ненавистно перед Богом лицедейство, ложь». Что же может быть более противным, чем притворная «любовь»? Возможно, природа этических установок БЦ станет нам более понятной, когда мы рассмотрим аскетическую практику секты. Ведь этика очень тесно связана с нашей самооценкой и базируется на тех нравственных нормах, которые мы считаем обязательными в первую очередь по отношению к себе самим: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф.7,12), «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк.12,31), – говорит Господь.

3. 3. Аскетика.

3. 3. 1. «Нелюбовь к себе».

Итак, отправной точкой для любви к ближнему, как уже говорилось, является любовь к себе, заметим, именно любовь, а не нарцистическая самовлюбленность. Учитывая это, зададимся вопросом, о чем может свидетельствовать ненависть человека по отношению к ближним? Очевидно, о неправильном отношении к самому себе, о неверной самооценке. Наше предположение подтверждают следующие цитаты: «Пречистая просит нас засвидетельствовать нелюбовь к себе. Любовь к себе есть любовь к дьяволу, ибо мы – сыны дьявола по естеству». «Одно из сокровенных действий благодати Духа – внушение отвращения к себе … О чудо – в момент такого самостеснения и ненависти к себе душа испытывает благодатнейший покой, сладчайшую тишину, неизреченное блаженство». При этом, по мнению Береславского, ненависть к себе не только не мешает человеку любить ближнего, но даже способствует этому: «Мужское начало во Христе – ненависть к себе; начало женское – милосердие к ближним. Оба они тесно переплетены». Однако, в предыдущей главе мы убедились в том, что это далеко не так. За что же нужно ненавидеть себя? По Береславскому выходит, что за обитающий внутри нас грех, адскую субстанцию: «Плоть твоя, – обращается он к читателю, – соткана из темной материи». Ересиарх даже берется указать точные координаты этой субстанции в «тонком теле»: «Зад в физическом теле – место хранения отбросов, в тонком – средоточие радиоактивного топлива». Но в первую очередь обличительный пафос Береславского направлен не на «место хранения», а на источник греха в человеке – «половой центр»: «Сатана совершил чудовищное кощунство – операцию над духовным телом, окрав совесть: подключив ее вместо духовного неба (переживание вины перед Вышним), к сфере срамной, генитальной. Жупел – печать сатаны, несомая в нас субстанция геенны, отпечаток Велиара в генитальном сердце. <…> В тонком теле устанавливается порочный канал связи между половым центром и сердцем». «Несешь в себе срамной образ змия, алтарь на гениталиях», «ядерный реактор», «Чернобыль, который полыхает у нас в чреслах», «черную дымную лампаду, воскуряющую грязные дымы» и т. п. Вполне очевидно, что учение о «жупеле» как источнике греховной энергии змия-искусителя, расположенном в «половом центре» человека является весьма прозрачным намеком на тантрическое учение о чакрах и энергии змеи кундалини. Сексуальная сфера вызывает у Береславского лютую ненависть. Причем, вслед за Фрейдом, «пророк» явно переоценивает ее роль. А может быть это просто проявление страха? «Блуд основан на действии жупела в результате завета с дьяволом. Должно быть усвоено радиоактивное действие блуда: постепенный медленный распад, болезнь, смерть». «Никогда еще действие блудного беса не было таким всепоглащающим. Спрут сей простер щупальца по всему внутреннему человеку, заполнил все сосуды его». «Всякий грех замешан на блуде». «Борьба с блудом есть то же, что и борьба с грехом». Попробуем понять, что же питает ненависть Береславского в отношении репродуктивных органов? В святоотеческом наследии мы находим совсем иное отношение к человеческому телу. Так преподобный Симеон Новый Богослов, особо почитаемый «богородичниками», в 58-м гимне говорит прямо противоположное тому, что утверждает ересиарх: «Члены Христовы суть и скрытые (члены), ибо они бывают покрываемы; и потому они важнее прочих (1Кор.12,22-24), как незримые для всех, сокрытые члены Сокровенного» и пр. У аскета достигшего бесстрастия т. н. «срамные» места не вызывают никакой брезгливости, и тем более не наделяются им какой-либо демонической природой. Пожалуй, не только великие святые, но и средне статистические «грешники» не стали бы разделять негодования «пророка». Единственным объяснением столь негативного отношения к половой сфере может служить патологический интерес к ней Береславского, на что указывает большинство исследователей. Сам лжепророк неоднократно намекает на свои проблемы: «Страхи, смешанные с отвратительными страстями (амбиция, гордыня, тщеславие, зависть), сделали меня мыслящим, вольнодумцем, писателем-эпикурейцем, содомитом, садомазохистом». Психологически это весьма правдоподобная картина, т. к. и по святоотеческому учению грех гордости влечет за собой постыдные страсти: «Таков закон правды Божией, – свидетельствует преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, – что кто нераскаянно надымается гордостным превозношением сердца, тот предается на посрамление гнуснейшей плотской срамоте, чтоб, будучи уничижен таким образом <…> сознав это, возревновал очистить себя от той и другой страсти». Господь по своему милосердию попускает это для смирения гордеца (Ср.: Рим.1,21-2,4), желает привести его к подлинному покаянию, поставив перед фактом собственной немощи. Но ради успокоения своей совести человек готов избрать и более удобную тактику. Вместо покаяния и борьбы со своей страстью, он может или оправдывать ее, или, не расставаясь с ней, лицемерно ее обличать, создавая видимость борьбы. Вероятно, Береславский избрал именно этот путь.

3. 3. 2. Покаяние.

Человек, находящийся в порабощении у страстей не может знать, как от них избавиться. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет следующее: «Не может увидеть греха своего наслаждаущийся грехом, дозволяющий себе вкушение его». Поэтому аскетические рекомендации лжепророка нельзя принимать за чистую монету, ведь «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15,14). Естественно, все, что этот «старец» советует своим последователям, в корне противоречит православной традиции. С чего же начинается покаяние «по системе Береславского»? С медитативного созерцания собственной греховности: «О чем просит Господь? – О видении грехов, о памятовании явных прегрешений, об удержании их перед оком внутренним». «Тоскую по затвору, – жалуется Береславский, – По тишине молитвы и сосредоточению мысли – на грехах». Однако, непрестанно думать только о своих грехах не так то просто: «Чтобы держать ум сосредоточенным на Голгофской точке (ведении грехов), находясь в гуще мира, – нужно укрепление Божие». Зато, без этого невозможно очутиться в Царствии Божием: «Не обещал ли вам Царство Божье Господь, но не прежде, чем погрузите ум свой во ад и предадитесь непрерывному видению греха, отчего приступят бесы и будут жечь и резать вас, подобно тому, что делают они со своими жертвами в пекле». Вспомним, о чем шла речь в связи с «марианской» эсхатологией. Согласно вероучению БЦ, любой человек, не зависимо от уровня его нравственности (или безнравственности) должен в своей жизни (или после смерти) пережить опыт ада, полноту греха, иначе он не сможет покаяться по настоящему и достичь Царства Божия: «Нам Царица дала пережить всю полноту греха, чтобы в свой час отвергли, отреклись и отрясли, и возжаждали новыми легкими, дышащими благодатью Града Небесного, полноты благодати». Но еще раз повторим, что речь идет не о православном понимании покаяния, а о принципиально ином явлении. Покаяние понимается «богородичниками» как постоянная фокусировка внимания на собственной греховности, никчемности, ничтожности, как культивирование в себе ощущения «жгучей вины перед Вышним». Последовательный «рыцарь Марии» должен внушать себе одну единственную мысль: «Я должен сломать себя <…> Мысль, что я конченый урод , должна стать столь же естественной, как то, что я человек». «Я, Господи, ничто перед Тобой, и таких, как я, у Тебя миллионы миллионов». «Я – жалкий трус, подлец, “какашка” воплощенная». Только такое душевное устроение, по мнению идеологов БЦ, является условием подлинного богопознания. Это положение может быть высказано в виде риторического вопроса: «Не заключена ли в уничижении самая потрясающая правда»? Или в форме прямого утверждения: «Бог будет открываться по мере осознания и переживания вины перед Ним». Вполне очевидно, что подобный аутотренинг может привести только к обостренному ощущению вины, неполноценности и, в конечном счете, к нарушению психического равновесия. Именно эту цель и преследует Береславский: «Даю вам образ покаяния: это – шок », «шок пробуждения». «Вот о каком покаянии говорю Я <Мария> вам. Воистину Страх Божий парализует всякое движение и заключит на месте <…> мысль о <своем> недостоинстве настолько сотрясет, что навсегда заключит подвижника в скит и келью». «Возлюбленных Своих Я называю потрясенными». Для сравнения приведем здесь православное определение покаяния. Вот, что о покаянии говорит преподобный Иоанн Лествичник: «Покаяние есть дщерь надежды и отвержение отчаяния. Кающийся есть непосрамленный осужденник. Покаяние есть примирение с Господом через совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть очищение совести». Очевидно, что «пророк» просто-напросто загоняет своих несчастных последователей в угол, оставляя их наедине не только с внутренним грехом, но и с внешним: «Нам невдомек, сколько астральных хищников кружат вокруг невинных жертв. Хищная черная пантера крадется за жертвой на мягких лапах». «Змеи и упыри, паразиты и присоски астрального мира вправе вселяться в нас, образовывать свои поселения, промышлять, охотиться, добывать себе пищу». «Миллионы вурдалаков атакуют наши души, ища вселиться в них любым путем, <…> сосуд души твоей кишмя кишит упырями, паразитами и пиявками. <…> Тысячи астральных подселенцев копаются в твоих легких. <…> Огромная черная тень метнулась над тобою и протянулась хищная рука <…> зеленый глаз вперился в твое лицо». Демонические силы получают доступ к душе человека через «пробоину в тонком теле». «Если не залеплена главная дыра в тонком теле, через нее проходят сонмы лукавых и беспрепятственно сеют смуту, сооружают свои города и страны, плодятся, шабашничают и надмеваются». Как правило, человек оказывается «продырявленным» в результате «лобовой психической атаки, энергетического шока» со стороны своей «нечестивой матери», но возможны и другие варианты, например, написать книгу или просто сфотографироваться: «Африканцы запрещали европейским пришельцам снимать их на пленку, боясь, что колонизаторы получат таким образом власть над их тонким телом. Написал книгу, дал себя снять на пленку, памятник себе поставил – сделал себя открытым для инвольтаций темных сил. Вот почему благодатно бесследно исчезнуть из мира». Хотя весь этот оккультно-магический бред напоминает дешевый роман ужасов, можно себе представить каково приходится человеку, который в него искренне поверил. У такого человека может развиться мания преследования. Этот эффективный прием Береславский позаимствовал из опыта столь ненавистной ему «еврокультуры». Населяя весь окружающий мир, и в первую очередь «тонкие тела» (души) людей, несметными полчищами «упырей», «вампиров», «астральных ведьм», «мутантов» и «подселенцев», лжепророк одновременно указывает на спасительную соломинку. В сложившейся плачевной ситуации, учит он, человечеству остается лишь одно: молиться Деве Марии о помиловании (т. к. сейчас именно ее «метаипостась» находится в фаворе) и «каяться до изнеможения». «Россия погрязла в радиации от миллионов атомных миниреакторов в чреслах. Как погасить начало похоти? Присягнуть Пречистой». «Мните себя потерянными, как бы оставленными Мною <Марией>, и ищите Меня с исступлением брошенного ребенка, призывающего мать свою в отчаянии < -д.И.>». «Пойди к Той, Которая возьмет тебя за руку и поведет. Не бойся, Она не причинит тебе зла, Она единственная никогда не причинит тебе боли. А если и прижгет рану, то ощутишь блаженство несказанное». Однако богиня не закрывает дыру в тонком теле, она наоборот «прободает» человека (его сердце) своим копьем: «Пречистая Дева не видит другой возможности призвать мир к покаянию, как только прободить сердца миллионам». Теперь вернемся к «марианской» аскетике. Как и в православной традиции в большинстве религиозных аскетических практик присутствует два основных элемента: молитва и пост. Эти же элементы можно выделить и в «марианской» аскетике: «Пост и молитва – момент ожидания и жажды». Мы начнем с описания молитвенной практики секты.

3. 3. 3. Образ молитвы.

Как всегда в литературе БЦ мы можем встретить апелляцию к духовным традициям Православия. Это и важное значение, предаваемое чтению Псалтири (наиболее ревностно чтением Псалтири занимаются в «богородичных» обителях), и любовь к земным поклонам (правда в каких-то немыслимых количествах – 500, 1000, 5000), и рекомендации заниматься Иисусовой молитвой (особенное поощрение вызывает ночная молитва: «Всеми силами чай молиться ночью», «Ночная молитва сегодня исключительно важна») и многое другое. Порой, совсем неожиданно можно встретить критику в адрес католической традиции: «Обе католические крайности, рационализм (Фома Аквинат) и экстатичность (“стигматики”) чужды православной душе». «Психологическая эмоциональность в храме совершенно воспрещена», – продолжает в другом месте развивать свою мысль Береславский. У настоящего «рыцаря Марии» должен быть «ровный и строгий душевный строй, не зависящий не от внешних условий, ни от внутреннего состояния». Но, как это было уже не раз, мы оказались перед ширмой из цитат совсем не типичных для «марианского» образа мысли. Молитвенная техника БЦ предполагает экзальтацию, кликушество, эмоциональную разгоряченность. Вот, что больше похоже на правду: «Будем постоянно пребывать в состоянии восхищения», – восклицает Береславский, – «переживать горячую Кровь, любящего Агнца, растворяющуюся в твоей… Неслыханная высота». «Нисходящий Дух Святой производит чудо в самой плоти вашей, озаряется сердце, возгревается кровь огнем». «Заповедую вам переходить на язык состояний: не мысли, переживания и эмоции, но состояния – восторженное умиление, озарение превечным Светом святотроичным, молитвенный покой». «Цель Бога – сочетание, мир, восторг, восхищение, блаженство, радость и совершенная любовь». Для достижения во время молитвы этого разгоряченного «восхищения» (как бы от «горячительного молодого вина») или наоборот – заторможенного «покоя» сектанты прибегают к известным еще со времен шаманизма психотехникам, способствующим вхождению в транс. Об этом уже упоминалось в главе «3. 1. 2. Евхаристия». Удивление по поводу «марианской» критики католицизма с его «рационализмом» и «стигматиками» далеко не случайно. Действительно, католический образ святости абсолютно «чужд православной душе», это так, но причем же здесь БЦ? Не причем. Критикуя католический рационализм, впрочем, как и превратно понимаемую им православно-аскетическую практику «умозрительной» молитвы, Береславский расхваливает «духовные упражнения» Игнатия Лойолы и сетует на непонимание православными их пользы. Суть этих упражнений сводится к тому, что человек должен с помощью своего воображения, наводненного страстными образами, представлять себе в мельчайших подробностях некие священные предметы, например, райские обители и превечный Совет Пресвятой Троицы или наоборот, адские мучения и грешников, выкрикивающих хулу на Бога. Православными аскетами подобные «упражнения» единогласно осуждались как «плотское мудрование» (2Кор.1,12), приводящее к надмению и прелести. Однако, Береславского искренне удивляет, почему «его <Лойолы> аскетические упражнения, имевшие целью сломить гордыню и смирить темперамент, называются психопатологическими, состояния духовного восхищения – болезненным»? И поэтому нет ничего удивительного в том, что наряду с Псалтирью и поклонами в качестве молитвенного правила у последователей БЦ широко распространено чтение католического «Розария» (усердное исполнение этого правила было предписано существом, явившимся в Фатиме). Принцип Розария заключается в сочетании молитвы по четкам с воображением эпизодов из евангельской истории. Вот какие рекомендации в связи с этим дает «пророк»: «Следует развивать духовное, сердечное видение Христа и Богоматери. <…> Перед мысленным взором благословенно иметь образ Божией Матери и читать “Голгофа распятого – смерть упырям”». Осуждая неких безымянных «стигматиков», Береславский то и дело восхищается первым и самым известным в истории католицизма обладателем стигматов – Франциском Ассизским. При этом следует отметить, что сам феномен стигматизации тесно связан с «кровяным разжжением», столь характерным, по словам А.Ф. Лосева, для мистического сектантства. В связи с выше сказанным не лишним будет упомянуть и о том, что некоторые исследователи сравнивают «мариан» с «хлыстами». Но довольно сравнивать «богородичников» с православными и католиками. Вспомним, наконец, что целью БЦ является создание религии Храма Мира, предполагающей совместную молитву представителей самых разных религий. «Плодотворное духовное общение возможно. И однажды оно материализуется в виде Храма мира – и там будут притворы и индуистской, и буддийской, и многих других духовностей ». Для того, чтобы сделать это возможным идеологам БЦ приходится проделывать ту же логическую процедуру, что и в случае с вероучением. А именно – признать все существующие мистические традиции и практики истинными и, т. о., равноценными: «Одухотворение церквей выразится в том, что мистическая традиция (то есть подвижники, достигшие совершенства в каждой из церквей) окажется исключительно близкой всем. Например, вникая в традицию суфизма или дзенбуддизма, мы найдем почти дословное подтверждение тому, о чем учили Феофан Затворник, или Игнатий Брянчанинов (совсем еще недавно), или Исаак Сирин, или Нил Сорский…». До какого же уровня духовной слепоты нужно опуститься, что бы сделать подобное утверждение! Человеку способному на это должно быть уже все равно, кому и как молиться. Не удивительно, что с уст Береславского срывается фраза: «Благословенна медитация на стрелку часов ». Возможно, причина такой беспринципности кроется еще и в том, что по мнению «пророка» «марианскому» подвижнику вообще не нужно молиться, т. к. в его сердце вместо него молятся ангелы .

3. 3. 4. Подвиг.

По мысли Береславского, грех имеет двоякое действие: с одной стороны он «наносит огнестрельную рану в Сердце Спасителя», «распинает» Его, с другой – «грех продырявливает <собственное> сердце» человека, «разжижает душевный состав». А потому и борьба с грехом, живущем в человеке носит двойственный характер: объективный (соискупительный) и субъективный (очистительный). Но и в том и в другом случае необходимо страдание, скорби. Во-первых, «наши страдания нужны, чтоб облегчить страдания Господа». «Прозрейте – и увидите Распятие Его, и предстанете перед Ним, и восскорбите о Господе, не о себе. За Христа страдайте и во Христе. Понимайте это буквально – пропитавшись Его голгофской мукой». А, поскольку у Христа и Марии общее Сердце, к тому же Мария «сораспята» Христу, то человеческие страдания нужны и ей: «Дитя Мое, освой новую для тебя науку – страдать в Моем Непорочном Сердце». Под страданием подразумевается самоуничижение и суровый пост: «Не становимся ли мы со-распятыми Ему <Христу> единственно в непрестанном самоуничижении, самостеснении, посте всецелом и тотальном»? Во-вторых, как уже было сказано, скорби необходимы для того, чтобы изгнать греховную субстанцию, которой пронизан весь организм человека и в первую очередь кровь. Под воздействием демонов кровь оскверняется, становится черной. Вот как это происходит: «Когда в человека вселяется множество злых духов, они принимают телесную форму (конечно, по попущению Божию) и, находясь в организме, откладывают там свои вещества. От этого образуются шлаки». В свою очередь «кровь неочищенная привлекает демонов, и бесы плавают по кровеносным рекам на своих ладьях и учиняют безобразия и шабаш». Таким образом, круг замыкается. Единственным спасением от бесовских «шлаков», как уже можно догадаться, являются скорби: «Скорби – сокровище неоценимое и средство к преображению внутреннего человека». «Грех искупается потом лица, как заповедал Господь: грех искупается слезами <…> “Пот лица” очень полезен. Пот не спортивный – труднический, физический. Еще же полезнее пот духовный – покаяние: при искреннем горячем покаянии незримо выделяется пот из душевных пор. <…> Поэтому святые отцы учат, что смирение заменяет труд: ведь при покаянии выходит тот же пот из пор, что и при тяжелом труде, но пот незримый, а с ним вся нечистота греховная». «Очистите души покаянием и тела воздержанием». В связи с выше сказанным, весьма любопытной является практика ритуальных омовений. Так, например, насельники «богородичных» обителей в течение всего года начинают свой день с обливания холодной водой. «Воздухи земли осквернены, – предупреждает Береславский, – омывайтесь трижды в день. Сколько грязи налипает на ваши духовные тела! Не проходит и часа в мегаполисе, как духовный лик подвижника становится как измазанный сажей. Кто трижды в день будет омываться, тому дастся радость духа». Подобные рекомендации лишний раз свидетельствуют о пантеистическом мировоззрении идеологов секты, ведь вера в очищение души посредством очищения тела (смывания пота и шлаков) возможна лишь в том случае, когда граница между телом и душой, межу внешним и внутренним размывается. Кроме того, эта практика роднит БЦ с иудаизмом (Ср.: Мк.7,4-8; Евр.9,10) и иудохристианскими сектами. «Марианская» аскетика предусматривает ряд суровых ограничений: в еде, сне, брачных отношениях и пр. «Ищи исторгнуть из себя начало тепленького через круглогодичное омовение в водных источниках, ночное бдение, жесткую лежанку, стеснение плоти (пост)». «Физическая стимуляция духовной энергии: поклоны, омовения ежедневные на святых источниках холодной водой, физический труд (ношение тяжестей на спине)». Вот, что в частности говорится о еде: «Ешь пищу самую простую»: «хлеб, вода, подсолнечное масло и сухофрукты». Береславский прибегает к «запрещенному» приему – ставит в пример для неофитов опытных подвижников-пустынников: «Постились ли в пустыне Святые Отцы и подвизались ли в молчании – и вы держите пост хотя бы до смерти ». Питание регламентируется очень жестко: «Двухдневный пост (среда и пятница на хлебе и воде) на новых землях. В мегаполисах необходимо воздерживаться от молока и мяса, от тучной ядовитой пищи». По слову преподобного Иоанна Лествичника, предписывать новоначальным столь строгие ограничения в еде является безумием. Это все равно, что «сказать малому отроку, чтобы он одним шагом взошел на самый верх лестницы». А вот рекомендации относительно сна: «Спи в одежде. <…> Когда снимаешь на ночь одежду – сам себя хоронишь, не ночное платье одеваешь, а погребальное! Не дай смерти жалить тебя через сон!». «Найди для себя наиболее приемлемый способ ограничить сон: поклонами (они внушают бодрость), рукоделием (способ, которым со сном боролись отцы-монахи), неудобной лежанкой, жесткой подушкой; наконец, заводи будильник, чтобы просыпаться через каждые полчаса». «Сколько спать? Не более 4 часов . Сон не глубокий, с перерывами на молитву. Час вздремнул (в одежде), встал на молитву, – и опять немного сомкнуть глаза – в неудобной позе, чтобы не было глубокого сна. Перед сном истово знаменуйся и прикажи душе, чтобы не смотрела снов». «Я запрещаю видеть сны». Единственным «законным» сном признается видение Страшного Суда! Своего рода пожелание спокойной ночи по-«мариански» звучит следующим образом: «Закрой глаза и спи. И да приснится тебе Божий Суд над миром». Береславский постоянно обличает цивилизацию, которую именует «еврокультурой». В качестве «сатанинских благ» цивилизации резко осуждаются: кино, фото, магнитофон, машины, роботы, электричество, газ, химия и пр. Береславскому ненавистны даже элементарные бытовые удобства. Так, например, «стеленная постель – предрассудок цивилизации». Но самое главное, что им осуждается оседлый образ жизни как таковой. «Пророк» периодически рассуждает о достоинствах «странничества» и даже, от имени богини, приказывает своим последователям «бомжевать»: «Се Аз Мария повелеваю: покидайте дома свои, странствуйте и переселяйтесь ». Как это часто бывает в тоталитарных сектах, в БЦ новичков отрывают от социальной среды («ветхой» семьи, родственников, друзей) и помещают в коммуны. «Поставь желающим принять Слово условие: пусть в течение полугода не читают не одной книги, творят по пятьсот поклонов ежедневно, ограничившись внимательным и проникновенным изучением Евангелий и пением Псалтири». Обратим внимание, что речь идет именно о неофитах, «желающих принять Слово». Согласно глубокому убеждению «пророка», для преуспевания в аскезе необходима полная изоляция новичка от мира. Для этого он должен, «исследовав обстоятельства, тайно способствующие проявлению страсти: места, ближних, провоцирующих на нее, беспощадно отсечь побудительные причины». «Благословляю принявших живое Слово на затвор полнейший. Вдали от мира, не иначе, приблизитесь к Богу, и откроется рай внутренний через познание греха и сопричастный траур по Иисусу Искупителю». Две тысячи лет назад Святой Дух открыл апостолу Павлу одну из характерных черт лжерелигий последних времен: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовски, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил» (1Тим.4,1-3). Сегодня эти пророчества с поразительной точностью сбываются на целом ряде сект и в частности на БЦ: «Следуйте чистоте во всем, – призывает Береславский, кстати, от имени Святого Духа, – Не вступайте в брак и не ядите скоромного». Если присовокупить к сказанному многочисленные цитаты относительно вреда от брачной жизни (напр., «Ветхая семья – храм сатанин с его поганым алтарем на чреве женщины-жрицы», – см. гл. «3. 1. 6. Брак»), то может сложиться впечатление, что единственным спасительным путем остается монашество: «Христианство возможно только монашеское». Итак, основная идея «марианской» аскетики сводится к одному единственному принципу: «ищите скорбей». Подытожим этот раздел одной характерной цитатой: «Я <Береславский> не призываю Вас все забросить. Повторяю: внешнее – лишь следствие. Но опомнитесь, обезумейте от ужаса <-д.И.>, устыдитесь себя».

3. 3. 5. От «грехоцентризма» к «светоцентризму».

Как уже можно догадаться, этот крайний ригоризм характерен в основном для раннего периода секты. В настоящее время он заклеймен как «грехоцентризм», чуждый истинному подвижничеству. Отныне «грехоцентризму» противопоставляется «светоцентризм». Данная оппозиция объясняется параллельным существованием двух аскетических традиций: «Святоотеческий мистицизм, – заявляет Береславский, – пронизан борьбой двух крайне несовместимых направлений: навязчивого грехоцентризма фарисейства, обычно облекаемого в институцианальные формы, и светоцентрического мировоззрения монахов-исихастов». Однако, если верить самим монахам-исихастам, следует говорить не о «двух крайне несовместимых направлениях», а о двух этапах на пути благодатного возрастания, причем этап покаянного плача о грехах должен непременно предшествовать этапу чистого созерцания. Так, например, преподобный Пимен Великий говорит, что плач это «путь покаяния, преданный нам Писанием и Отцами, которые сказали: плачьте: потому что другаго пути (ко спасению), кроме плача, нет». Преподобный Исаак Сирин вторит преподобному Пимену: «Слезы положены уму, как бы неким пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не приимет человек сего дарования, совершается дело его еще находятся во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности тайн духовнаго человека», а «не соделавшийся таким <смиренным через плач>, – предупреждает преподобный Симеон Новый Богослов, – не может соединиться о Святым Духом; не соединившийся Ему, не может придти в видение и разум Божий». Но для ересиарха это не имеет никакого значения. Он продолжает развивать свое учение о «грехоцентризме» и «светоцентризме». По его мнению «грехоцентризм» опасен тем, что приводит к ложному представлению о Боге и пути единения с Ним – покаянии: «Страх смерти имей, целыми днями, – передразнивает своего мнимого оппонента лжепророк, – думай о смерти и бойся смерти. Можно ли на этом настроении стать святым? <…> Целыми днями думай, что Бог – убийца, деспот, что Бог тебя приговорит к смерти, что ты умрешь страшной смертью, и будет Страшный Суд, и поэтому казни себя: мучай себя, всех ненавидь – одна сплошная злоба и ненависть к Богу». Это по поводу отношения к Богу, а вот о покаянии: «Прелестное покаяние, при котором Царство Божие закрывается, и грешника фиксируют на его собственных ошибках, постоянно углубляя его раны, превращает его в ГУЛАГовского агнца… Как следствие фиксации на грехах, приходит и ложная брань, поскольку демоны, которые одержат подвижника, не что иное, как духи, инспирирующие те самые грехи, которые умножает в себе подвижник, медитируя на них». «Это фарисейское отношение к человеку, <…> заставляет человека говорить: я сор, мусор, пыль, должен поститься, умерщвлять себя…» (здесь для сравнения будет уместно вспомнить цитаты, приведенные ранее в настоящей главе «3. 3. 2. Покаяние»). В первую очередь обличительный пафос «пророка» направлен на православное монашество как на авангард христианского подвижничества: «Угрюмое монашество, учащее о том, что человек поврежден и надо умерщвлять себя, распинать, поститься, оскопляться <очередное словечко из фрейдовского лексикона -д.И.>, страдать мучиться, унижаться….». Если порой в новых опусах «пророка» и заходит речь о покаянном плаче, то эта добродетель принимает карикатурные очертания: «Св. Серафим Соловецкий: “Достояние наше – слезы умиленные”, – и протягивает стакан со своими слезами». В противовес недавним призывам к покаянию как чувству «жгучей вины» перед Богом, Береславский неожиданно заявляет: «Не ищите вины в себе, чтобы не впасть в псевдопокаяние как услаждение грехом». Идеологи секты осуждают «угрюмый» (т. е. православный) подход не только к покаянию, но и к аскетизму вообще (в первую очередь, к посту). «Господь не благословлял никаких монахов, постников, аскетов. Он явил царство Духа и говорил о противоположном. Пост есть негативное, а трапеза брачная – питание Духом Святым», поэтому «Своим ученикам Господь запрещает молитвы, воспрещает и пост, называя их сынами Брачного чертога <а как же сорокадневный пост Спасителя в пустыне, как же слова о том, что победа в брани с силами тьмы возможна только молитвой и постом (Мф.17,21)? -д.И.>». «Кто фиксирован на аскетизме, посте молитве, воздержании, тот в обольщении и в безумии». Однако Береславский не призывает вообще отказаться от поста и аскезы, он лишь считает, что необходимо изменить свое отношение к посту. Для «пророка» пост перестает быть средством духовного совершенствования человека и становится актом солидарности с голодающим населением планеты или способом участия в искупительных страданиях Иисуса и Марии: «Мы постимся не потому, чтобы самоуничижаться, это отвратительно, но чтобы было что есть другим, чтобы другие питались. Мы страдаем не ради своего собственного искупления, но чтобы облегчить страдания грешников. Страдания заменяются искупительным постом. Совсем другой порядок». Но как же тогда, по мнению Береславского, следует бороться со страстями, если не «молитвой и постом»? Оказывается, что со страстями вообще никак не надо бороться: «В уходящем православии принята модель распятия в миру в виде распятия страстей. Мелкотравчатая идеология! Распятие страстей – врата космические». Более того, страстность даже поощряется и становится целью «марианской» аскезы (если это слово здесь уместно), правда, страстность не совсем обычная, а мистическая: «Страсть остается, но страсть страстная: как безумие любви ко Господу! Жениху не нужна холодная бесстрастная невеста – напротив, горячая, пламенная, ревностная, страстная возлюбленная». Вот он идеал «богородичного» святого – страстная, разгоряченная, обезумевшая от «любви» женщина, эдакая вакханка! Такому образу «святости» соответствует и особый образ «аскезы» – т. н. «пост невесты»: «Святые знали иной, не фарисейский, небывалый для непосвященных сладчайший пост невесты. <…> Христианский пост сводится к одному – единственному: “Жажду!..” – при открытом сердце». «Питание вышнею любовью совершается на непрестанном вздохе, озарении, томлении невесты». «Мистический смысл поста: томление любви». Вновь и вновь мы встречаем рекомендации к достижению мистической распаленности, страстной горячности. Это «непрестанный вздох» без выдоха, «жажда» без насыщения, бесконечное эротическое «томление»! В данном случае душевная (по святителю Игнатию, «кровяная») разгоряченность адептов БЦ выполняет функцию своего рода печи, в которую «пророк» постоянно подбрасывает все новые и новые порции своих графоманских писаний. Береславскому просто необходимо поддерживать этот «мистический» огонь в сердцах своих слушателей для того, чтобы его бред был воспринят. «Пророк» прекрасно понимает, что трезвомыслящий человек не оставит без внимания неразрешимых противоречий, курьезных неологизмов и прочих глупостей, столь характерных для его «откровений». Вот почему лжепророку нужны не слушатели, не ученики, а «страстные возлюбленные»! Что же происходит, когда аскетику лишают ее первоочередной задачи – победы над страстями? Наступает полная потеря духовного ориентира, начинаются духовные метания, поиски чего-то «нового», доселе неведомого: «Необходимы новые мистические школы, – рассуждает Береславский, – смело отступающие от того, что работало в прошлом». Следует «созидать не на чужом основании, а на собственном, и не готовыми штампами пользоваться, а идти наощупь, по наитию свыше… И идти против очевидной веры, путеводительства слепых, учить о том, чего прежде никто не знал». Но как раз «идти на ощупь» – удел слепых! Характерной чертой «новых мистических школ», предрекаемых лжепророком, должно стать моментальное достижение желаемого эффекта: «Не учили ли вас фарисеи постепенности пути – не брать на себя больше, чем сможете понести? Я же скажу: в чем тогда Вера ваша, если берете посильное естеству? Дерзайте по убеждению и правоте дела <…> и Господь, увидя вашу ревность и стремление к Нему, простит рукописание грехов ваших. Подходите друг к другу по самым высшим меркам. Если читаете Евангелие или назидательную книгу Святого Отца, то ставьте себя мысленно в ту ситуацию и исполняйтесь Духом». Таким образом, сверхбыстрый результат неизбежно требует «сверхусилия». Отныне, обещает своим последователям «пророк», «ревностью и горячностью в вере можно в кратчайший срок приблизиться к недоступному Божеству». В свою очередь православная аскетическая традиция особо подчеркивает необходимость последовательности в стяжании добродетелей: «Каждая добродетель, – говорит преподобный Исаак Сирин, – есть матерь следующей добродетели. Потому, если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде, нежели отыщешь матерь их, то оныя добродетели оказываются для души ехиднами». «Те, которые покушаются отступать от такого порядка восхождения, – предостерегает преподобный Симеон Новый Богослов, – трудятся напрасно. <…> <Ибо> как невозможно взойти в верхния жилья без лествицы, или войти в царский внутренний покой, <…> не прошедши прежде передней, так не возможно войти в царствие небесное тому, кто не идет путем добродетелей по порядку нами указанному. Такие шествуют вне царского пути, – и находятся в прелести, сами того не замечая».

3. 3. 6. «Заочное» спасение.

Несмотря на заявления типа «надлежит много работать над собой, дабы достигнуть добродетелей» и т. п., «марианское учение о Непорочном начале совершенно отрицает какие-либо личные усилия, говоря, что они бесполезны без рождения свыше. Способ победить первородный грех – посвящение Пречистой Деве, ключ Марии». «Посвященные Тебе <Марии> обладают несравненным преимуществом, именуемым непреодолимой благодатью: хотели бы согрешить, но не смогут . И удерживаются от страстей и похотей не аскетическим только правилами, не самоумерщвлением, не покаянными молитвами, но силой Твоей любви, новым началом, омывающим нас изнутри». Поэтому «от подвижников конца времен <имеются в виду члены БЦ -д.И.> не потребуется особой аскетической ревности». Пожалуй, единственной «формальностью» станет ежедневное повторение обетов верности Деве Марии. Действительно, чего можно требовать от человека в условиях абсолютного предопределения, когда единственно возможный выбор (и то, вероятно, не добровольный!) совершается между двумя видами рабства: непреодолимому греху и непреодолимой благодати? В таком случае человеку остается одно – «позволить себя слепить»: «Я <Мария> пришла слепить вас как совершенных сынов Божиих». «Теперь вы не живые и не мертвые, а Мои, и более нет у вас ничего своего, отнята судьба и вручена Игуменье Небесной». Причем, судя по всему, богиня уже активно приступила к своим новым обязанностям: «Я меняю судьбы и уделы», – заявляет она. По своему произволению лжемария делает из грешников праведников: «Слово Мое пробуждает усопших <…> тленное становится вечным и благоуханным, металл превращается в золото <ну чем не алхимия! -д.И.>, грешник в праведника, палач – в агнца кроткого». Согласно уверениям Береславского, святость членам БЦ обеспечена уже одним фактом принадлежности к секте: «Мы безгрешны постольку, поскольку мы – чада Церкви ». В связи с этим отрицается ценность каких-либо «личных усилий» человека для спасения, если он не посвящен Непорочному Началу (т. е., если он не член БЦ). Однако даже такое строгое правило может иметь исключения. Оказывается, что входить в секту, вроде как, и не обязательно, т. к. «система Береславского» предусматривает возможность «заочного» спасение: «Многих спасаю Я <Мария> невидимо и тайно, так что не знают ничего и не подозревают ». Как нам уже известно, согласно глубокому убеждению Береславского, спасутся все, включая дьявола. Здесь же скажем и о тех методах, которые предполагает использовать богиня для достижения своей цели. Во-первых, подобно тому, как римский пантифик манипулирует «сверхдолжными заслугами» святых, лжебогородица способна распоряжаться человеческими грехами: «Передаю вам часть грехов от одного к другому <…> Видя неспособность избавиться от греха собственными силами, изымаю его из чаши и передаю ближнему». Во-вторых, дело все же не обходится без святых с их «сверхдолжными заслугами»: «Святые прививаются к нашим душам, живут внутри нас и домостроительствуют тайно, невидимо». Но, пожалуй, больше всех в деле нашего спасения участвуют ангелы: «Предавшись Ей <Марии>, мы сподобляемся ангельской работы над своими душами. Херувимы и чины бессмертные невидимо приступают к верному и совершают постепенную, таинственную работу по очищению ума, сердца, тела и души». «Ангел-хранитель постепенно формирует духовную сферу, заимствуя частицы известных сфер для своего подопечного». А вот совершенно удивительный текст: «Видя немощь вашу и слепоту, посылает Господь вестников Своих к издыхающей под тяжестью греховного бремени душе, и много тайн невидимо творят святые Божии над вами: осеняется сосуд греха, и черная жидкость на краткое время превращается в святую воду <…> В момент очищения греховной чаши предивное небесное умиление охватывает сердце подвижника, <…> но краток этот миг – как знамение, даваемое в укрепление <…> и душа возвращается в прежнее состояние». Это свидетельство знаменательно не только как описание метода «ангельской работы» над человеческой душой, но и как доказательство тождества (в силу их алхимического пресуществления из одной в другую и обратно) «адской субстанции», содержащейся в «греховной чаше» с субстанцией «Непорочного Начала».

3. 3. 7. Деградация личности.

Непременным условием принятия новой веры оказывается «умопомешательство на грани самоубийства»: «Иные примут Слово через мучительный кризис и болезнь, апатию и тоску на грани умопомешательства или самоубийства». «Мысль о самоубийстве, как никакая другая, приближает к духовному порядку ». Примечательно, что ересиарх вовсе не скрывает от последователей своей благосклонности по отношению к самоубийцам, он даже несколько романтизирует их: «С детства я испытывал тайную симпатию к самоубийцам, <…> я их особым образом чтил как неких высших людей. <…> Кругом все цепляются за жалкую жизнь. В этом виделось что-то животное. В самоубийце – героическое, философское. <…> Наверное, самоубийцы более христиане духом, чем обыватели, спокойные. Самоубийца приносит себя в жертву – закалывает себя добровольно». Отныне «отношение к самоубийцам иное, чем в прежние времена. <…> самоубийцы рассматриваются ангелами как невинные жертвы родового проклятия». То есть, в контексте «марианского» вероучения, самоубийство может рассматриваться как соискупительная жертва! История знает несколько примеров, когда целые секты (около тысячи человек) совершали ритуальное самоубийство (наиболее известны самоубийство 911 человек из секты «Народный храм» в ноябре 1978г. в Джонстауне, самосожжение последователей секты «Ветвь Давида» в апреле 1993г. в Вако и др.) и приведенные цитаты являются очень тревожным симптомом. Если «богородичное» вероучение одним словом можно охарактеризовать как ересь (точнее, нагромождение множества ересей), то для аскетики БЦ определяющим словом является – прелесть и вопрос о самоубийстве может послужить здесь своего рода катализатором. Самоубийство – закономерный финал прелестной одержимости. Как мы можем узнать из патериков, бесы нередко доводят прельщенных подвижников до этого трагического шага. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Береславский откровенно признает: «беснование» – одно из характерных «марианских» качеств. «Новые русские святые», согласно представлениям лжепророка, будут «раздражительны, гневливы, бесноваты». И последовательных членов БЦ такое положение нисколько не должно смущать: «Помоги Господи считать себя бесноватыми ». Что может быть общего между этим «молитвенным» пожеланием и христианским «не веди нас во искушение, но избави нас от лукавого» из молитвы Господней?!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящее время мы являемся свидетелями формирования антихристианской цивилизации, некоей глобальной антисистемы. Ее характерными признаками являются: плюралистическая политика, постиндустриальный социально-экономический строй, постмодернистский культурно-философский менталитет и постхристианская (т. е. антихристианская) религиозность, основные черты которой уже намечены в движении New Age. Это движение претендует на звание «Церкви Третьего Завета». При этом цифра «три» отнюдь не случайна: и идея «Третьего Завета» (или «богородичная» «Богоцивилизация III», провозглашенная на XXI-м «Соборе»), который должен заменить собой христианство и дать людям более совершенное знание о Боге, и ожидание «Третьей волны», принципиально нового типа человеческой цивилизации, связанные с наступившим III-м тысячилетием, несомненно имеют типологическое сходство с иудаистской концепцией «третьего Храма», в который возвратится изгнанная шехина – Слава Божия и, одновременно, женский принцип в Боге. По выражению современного иудейского теолога Арье Бараца, «Христианство – это религия разрушенного Храма, религия изгнанной Шехины». Христианское откровение Бога Отца через Сына и Святого Духа не может быть принято иудаизмом хотя бы потому, что «в ту пору, когда пришли христиане для иудеев Святой Дух уже означал низшую форму пророческого вдохновения, то, что пришло на смену изгнанной Шехине, пришло на смену женскому началу в Боге!». Таким образом, возвращение шехины должно быть сопряжено с невиданным доселе мистическим подъемом. Осталось только воссоздать Храм. Но, как известно из Церковного Предания, третий Иерусалимский Храм будет местом религиозного поклонения антихристу, т. е. – антицерковью. Если Христианская Церковь является «Невестой Христовой» (Еф.5,22-32; ср.: Откр.21,2; 22,17), а в эсхатологическом контексте – апокалиптической «Женой, обличенной в солнце» (Откр.12,1), то, согласно той же апокалиптической символике, церковь антихриста подобна «блуднице вавилонской» (Откр.17,1). И здесь мы вновь сталкиваемся с феминной символикой, поэтому попытка возрождения (в рамках нового религиозного сознания) почитания Великой богини-Матери не кажется нам случайной. Сама идея поклонения Женскому лику божества имеет древнее языческое происхождение и на всем протяжении религиозной истории тяготеет к языческим же формам выражения (чувственность, экзальтированность, оргийность и т. п.). Это вполне закономерно, т. к. наделение объекта религиозного поклонения характеристиками пола предполагает привнесение в религиозную жизнь эротического элемента. А, поскольку языческие представления о Боге не соответствуют объективной реальности, то для заполнения этого зазора необходима игровая форма, в которую и облекается любой «естественный» религиозный культ. В свою очередь поклонение влечет за собой уподобление предмету поклонения. В данном случае, происходит культивирование феминных качеств: пассивность, податливость, эмоциональность, чувственность, душевность и пр. «Согласно р<авину>. Лурии <составителю знаменитой лурианской каббалы -д.И.> доминирование мужского начала – это характеристика именно нашего мира, в мире грядущем должно преобладать как раз начало женское». Вот почему женственность является символом грядущей антихристианской эпохи. Процессы, происходящие во враждебном по отношению к Церкви мире, не представляют для ее чад серьезной опасности. Но несомненно, что такую опасность таят в себе попытки талантливых религиозных мыслителей «воцерковить» поклонение женственности за счет соотнесения культа богини-Матери с почитанием Богородицы и вымышленным культом Софии. Если сейчас споры о Софии несколько приутихли, то новые шаги в сторону «оязычивания» культа Богородицы совершаются и по сей день. В настоящее время эти процессы серьезно затронули католичество. Плачевное положение католической мариологии усугубляется многочисленными лжеявлениями и лжеоткровениями «Девы Марии». И, хотя в православном мире эти явления вызывают противоречивые оценки: от резкой критики до безусловного одобрения, непредвзятого исследователя не может не насторожить их формальная и содержательная сторона. Говоря о форме явлений, необходимо отметить, что чаще всего они происходят в воздухе и изобилуют визуальными эффектами (напр., Фатима). Именно эти особенности, согласно православному Преданию, будут отличать знамения антихриста (ср. Лк.21,11; Откр.13,13), которыми он будет пытаться «прельстить, если возможно, и избранных» (Мф.24,24). Что же касается содержания «откровений», то его можно выразить следующем образом: Бог трансцендентен по отношению к миру, а значит пассивен. Он поручает заботу о мире тварному существу (и здесь нет принципиальной разницы, будь то «Ангел с неба» (Гал.1,8) или «Честнейшая Херувимов»), играющему, таким образом, роль активного посредника между Богом и миром. В свою очередь это означает, что акценты в религиозной жизни должны сместиться от Творца к твари. Причина неприемлемости для православного сознания «марианских откровений» заключается «в ярко выраженном христоцентрическом и теоцентрическом направлении восточной духовной жизни, где высшие мистические состояния всегда мыслятся как непосредственное единение ума и сердца со Христом или как познание Св. Троицы. На этой степени духовной жизни всякое уклонение внимания в сторону ангелов <и даже Богоматери -д.И.> рассматривается если не как прямо ложное, то во всяком случае как имеющее меньшую ценность» (ср. Откр. 19,10; 22,9). Однако и здесь все не так уж просто. «Марианские» явления уже затронули не только католический Запад, но и православный Восток, Россию. Вот два примера. Первый – явление Богородицы (?) в 1987г. в селе Грушево (Украина), которое с восторгом описано в широко известном издании «Православные чудеса ХХ века». В описании явления смущает все тот же привкус прелестного лжезнамения: «Почти все присутствовавшие видели темный силуэт: женскую фигуру в человеческий рост, иногда – одну голову <…> Рука светилась. Многие видели, как золотистая дымка окутывала часовню и всю окрестность (при этом зелень травы и листьев делалась еще ярче). <…> Преображалось и само пространство. Оно становилось плоским. С пригорка напротив часовни все предметы, кроме людей у часовни, казались расположенными в одной плоскости». Второй пример – явление иконы «Воскрешающая Русь» (14 октября 1998г.). Вот как описывает явление Богородицы Ольга Павленко: «Свет от Нее исходил и белый, и голубой, бирюзовый, зеленый и какой-то матовый». Богоматерь окружали святые девы, святитель Николай и преподобный Серафим. «Над всеми явился Бог Отец Савваоф, благословляя двумя руками». Здесь следует заметить, что Лицо Бога Отца не явлено человечеству: «Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин.1,18; Ср.: Ин.6,46). Далее Богоматерь спустила на землю свой покров, с которого на людей стали падать крестики. «Кто уклонялся или убегал от крестика видимым образом умолялся <верятно, умалялся> в росте, чернел и в последующем превращался в кучку дерьма». По словам автора брошюры, новая икона была с радостью встречена почитаемыми старцами (схиигуменом Иеронимом из Санаксарского монастыря и протоиереем Николаем с о. Залит), от нее происходит множество исцелений и чудес. Подобные явления стали происходить в Башкирии, на Урале, во Владимирской и Нижегородской областях, на Северном Кавказе и пр., причем автор сообщает любопытные подробности: «Из всех явлений Божией Матери известно, что Богородица не выше одного метра шестьдесят сантиметров, Ее ножка не более 36-го размера, 2-я группа крови, резус положительный – женская кровь ». Но больше всего смущает даже не это, а то, как формулируется цель явления: «Владычица объясняет все видение, дает название иконе «Воскрешающая Русь». Говорит, что возрождение начнется с России, с Ее последнего Удела. Говорит, что икону «Воскрешающая Русь» надо обнести вокруг Дивеевского монастыря из колокольни налево по Канавке и вокруг обители (не сокращая пути), через колокольню же внести в Троицкий собор и повесить справа от иконы “Умиление”. Сделать это надо в последний день Рождественского поста 2000 года». Уж больно в этих рекомендациях много магического, формального (в такой-то день обнести строго против часовой стрелки, не сокращать, повесить там-то и Святая Русь чудесным образом возродиться)! К сожалению, Церковь пока еще никак не определила своего отношения к этому и подобным явлениям. Конечно, тема откровений и их религиозной оценки весьма деликатна и требует, если не прозорливости, то, по крайней мере, чувства духовного такта. Мы же можем себе позволить судить лишь об очевидных формах духовной прелести, поскольку прелесть всегда сопряжена с ересью, как, например, в случае с «Богородичным центром». А рассмотрение ереси как последней стадии духовного заболевания позволит нам вовремя распознать и ее симптомы, потому что «в ереси лучше видны конечные последствия начал, на которые она опирается». Хочется надеяться, что изложенный в настоящей работе материал позволит произвести сопоставление новых явлений с католическими и сектантскими, и т. о. внести ясность в этот непростой вопрос.

Выводы, использованная литуратура здесь

В НАЧАЛО СТАТЬИ диакона Ильи Кокина